ТЕМА 3. МЕТОДОЛОГИЯ
НАУЧНОГО ПОЗНАНИЯ
3. НАУЧНЫЙ МЕТОД.
Общее доверие к науке
стало настолько велико, что мы порой просто отождествляем понятия «знание»
и «научное знание», считая их почти синонимами. Но это далеко не так.
Существует немало видов знания, источником которых является отнюдь не наука,
а наш, к примеру, житейский опыт, эстетические впечатления, религиозное
откровение и т.д. Однако знание, добываемое наукой, явно выбивается из этого
общего ряда, намного превосходя остальные виды своей полнотой,
убедительностью и чисто практическими силой и пользой. За счет чего же ему
это удается? В основном за счет
метода, которым оно добывается, а также при помощи особого способа его
организации и построения.
Сущность научного метода
можно представить очень просто: это такая процедура получения научного
знания, с помощью которой его можно воспроизвести, проверить и передать
другим.
В основном человека
всегда интересует два вопроса: ЧТО такое какая-то реальность и КАК с ней
обращаться.
Метод - это ответ на вопросы второго типа, и во многих случаях
именно такие ответы имеют решающее значение.
В одной старой китайской
притче некий щедрый рыболов делится своим уловом с голодным крестьянином.
Но когда тот приходит за рыбой и во второй, и в третий раз, становится
ясно, что много проще решить проблему, научив крестьянина самого ловить
рыбу, чем каждый раз разводить филантропию.
Научить, как ловить
рыбу, - значит, дать метод, т.е. систему правил, приемов практической
деятельности. То же относится и к деятельности познавательной. Знать, как
добывается знание, - значит, дать всем желающим возможность, во-первых,
воспроизводить и проверять достоверность уже имеющегося знания, а во-вторых,
получать новое, ранее неизвестное.
Наука тем и выделяется
из других форм общественного сознания, что в ней методы получения нового
знания стали предметом самостоятельного анализа и открытого обсуждения. В
итоге родилась самостоятельная научная дисциплина - «Методология научного
познания», на некоторых современных проблемах которой мы остановимся
подробнее.
3.1.
ЛОГИКА И МЕТОДОЛОГИЯ
РАЗВИТИЯ ЕСТЕСТВОЗНАНИЯ
Главное назначение
научной деятельности - получение знаний о реальности. Человечество
накапливает их уже довольно давно. Однако большая часть современного знания
получена всего лишь за два последних столетия. Такая неравномерность
обусловлена тем, что именно в этот период наука развернула свои
многочисленные возможности, превратившись в самостоятельную отрасль
духовного производства. По большому историческому счету наука -
сравнительно молодое социальное образование. Ей никак не более 2,5 тыс. лет.
Хотя вопрос о точной дате рождения науки и является ныне дискуссионным, все
же достаточно определенную границу между наукой и «преднаукой» провести
можно.
3.1.1. ОСОБЕННОСТИ
НАУЧНОГО ЗНАНИЯ
Европейской родиной
науки считается Древняя Греция. В родоначальниках науки греки оказались
вовсе не потому, что больше других накопили фактических знаний или
технических решений (последние они в основном заимствовали у своих
географических соседей).
«Учеными» в современном
значении этого слова их сделал пристальный интерес к самому процессу
мышления, его логике и содержанию. Древнегреческие мудрецы не просто
собирали и накапливали факты, суждения, откровения или высказывали новые
предположения, они начали их доказывать, аргументировать, т.е. логически
выводить одно знание из другого, тем самым придавая ему систематичность,
упорядоченность и согласованность.
Иными словами, был
определен метод наведения порядка в хаотичном прежде мире разнообразных
опытных знаний, рецептов, решений и т.д. Это был настоящий методологический
прорыв.
Второй такого же класса
прорыв был осуществлен лишь в Новое время, в XVII в., когда была осознана важность
экспериментально-математических методов, на основе которых выросло
классическое естествознание.
Созданная античными
мыслителями логика (учение о законах и формах правильного мышления)
относилась уже не к самому познаваемому миру непосредственно, а к мышлению
о нем!
То есть объектом анализа стали не вещи или стихии, а их мыслительные
аналоги - абстракции, понятия, суждения, числа, законы и т.п.
Оказалось, что эта
идеальная реальность по-своему упорядочена, логична и закономерна, и ничуть
не меньше, если не больше, чем сам материальный мир. А мыслительные
операции с идеальными объектами выходили куда более плодотворными и
значимыми даже и в практическом отношении, чем те же самые манипуляции с их
материальными прототипами. Знание как бы «приподнялось» над материальным
миром, сформировало свою собственную, относительно самостоятельную сферу
бытия - сферу теории.
Античная наука дала и
первый, доныне непревзойденный образец, канон построения законченной системы
теоретического знания - геометрию Евклида.
Благодаря всем этим
новациям античная культура за очень короткий исторический срок создала
замечательные математические теории (Евклид), космологические модели
(Аристарх Самосский), сформулировала ценные идеи целого ряда будущих наук -
физики, биологии и т.д.
Но самое важное
- был апробирован первый образец
подлинно научного знания, интуитивно поняты основные его особенности, резко
отличающие его от донаучного и вненаучного знания.
Перечислим их:
• Научное знание
характеризуется систематичностью, а также логической выводимостью одних
знаний из других.
• Объектами научного
(теоретического) познания выступают не сами по себе предметы и явления
реального мира, а их своеобразные аналоги - идеализированные объекты.
• Важным признаком
научного познания является осознанный контроль над самой процедурой
получения нового знания, фиксация и предъявление строгих требований к
методам познания.
• Научное описание
исследуемых объектов требует строгости и однозначности языка, четко
фиксирующего смысл и значение понятий.
• Научное знание
претендует на общеобязательность и объективность открываемых истин, т.е. их независимость от познающего субъекта, безусловную воспроизводимость.
• Наука изучает только
те явления, которые повторяются, и поэтому ее главная задача - искать законы
их существования.
Но будет ли всегда наука работать с
идеализированными физическими объектами, или она сделает новый шаг?
Новая
наука -милогия позволяет осознать, что подобный шаг является обоснованным. В
фундаменте новой науки лежат отношения и взаимоотношения между объектами и
субъектами любой природы, которые оказались одними и теми же в самых разных
науках, которых насчитывается уже свыше 15000.
3.1.2. СТРУКТУРА
НАУЧНОГО ПОЗНАНИЯ
За 2,5 тыс. лет своего
существования наука превратилась в сложное, системно организованное
образование с четко просматриваемой структурой. Основными элементами
научного знания являются:
• твердо установленные
факты;
• закономерности,
обобщающие группы фактов;
• теории, как правило,
представляющие собой системы закономерностей, в совокупности описывающих
некий фрагмент реальности;
• научные картины
мира, рисующие обобщенные образы всей реальности, в которых сведены в некое
системное единство все теории, допускающие взаимное согласование.
рис. 1
Данные способы отражения взаимосвязей науки и способов познания мира также
являются двойственными.
Взаимотношения между этими формами в науке известно как единство структуры и
функции. При этом в физике эти формы взаимосвязи характеризуются
корпускулярно-волновым дуализмом (единство частицы и волны).
Подобное совпадение не случайно. Оно свидетельствует о глубоком единстве
науки и способов познания мира с самыми
фундаментальными
законами и закономерностями мироздания.
3.1.2.1.
ЭМПИРИЧЕСКИЙ И ТЕОРЕТИЧЕСКИЙ УРОВНИ ПОЗНАНИЯ
Главная опора, фундамент
науки - это, конечно, установленные факты. Если они установлены правильно
(подтверждены многочисленными свидетельствами наблюдений, экспериментов,
проверок и т.д.), то считаются бесспорными и обязательными. Это
эмпирический, т.е. опытный базис науки. Количество накопленных наукой
фактов непрерывно возрастает. Естественно, они подвергаются первичному
эмпирическому обобщению, приводятся в различные системы и классификации.
Обнаруженные в опыте общность фактов, их единообразие свидетельствуют о том,
что найден некий эмпирический закон, общее правило, которому подчиняются
непосредственно наблюдаемые явления.
Но значит ли это, что
наука выполнила свою главную задачу, состоящую, как известно, в
установлении законов? К сожалению, нет. Ведь фиксируемые на эмпирическом
уровне закономерности, как правило, мало что объясняют. Обнаружили, к
примеру, древние наблюдатели, что большинство светящихся объектов на ночном
небе движется по четким кругообразным траекториям, а несколько других
совершают какие-то петлеобразные движения. Общее правило для тех и других,
стало быть, есть, только как его объяснить? А объяснить непросто, если не
знать, что первые - это звезды, а вторые - планеты, и их «неправильное»
поведение в небе вызвано совместным с Землей вращением вокруг Солнца.
Кроме того, эмпирические
закономерности обычно малоэвристичны, т.е. не открывают дальнейших
направлений научного поиска. Эти задачи решаются уже на другом уровне
познания - теоретическом.
Проблема различения двух
уровней научного познания - теоретического и эмпирического (опытного) -
вытекает из одной специфической особенности его организации. Суть этой особенности заключается
в существовании различных типов обобщения доступного изучению материала.
Наука ведь устанавливает законы.
А закон
- есть существенная, необходимая,
устойчивая, повторяющаяся связь явлений, т.е. нечто общее, а если строже -
то и всеобщее для того или иного фрагмента реальности.
Общее же (или всеобщее)
в вещах устанавливается путем абстрагирования, отвлечения от них тех
свойств, признаков, характеристик, которые повторяются, являются сходными,
одинаковыми во множестве вещей одного класса. Суть формально-логического
обобщения как раз и заключается в отвлечении от предметов такой
«одинаковости», инвариантности. Данный способ обобщения называют
«абстрактно-всеобщим». Это связано с тем, что выделяемый общий признак может
быть взят совершенно произвольно, случайно и никак не выражать сути
изучаемого явления.
Например, известное
античное определение человека как существа «двуногого и без перьев» в
принципе применимо к любому индивиду и, следовательно, является
абстрактно-общей его характеристикой. Но разве оно что-нибудь дает для
понимания сущности человека и его истории? Определение же, гласящее, что человек
- это существо, производящее орудия труда, напротив,
формально к большинству людей неприменимо. Однако именно оно позволяет
построить некую теоретическую конструкцию, в общем удовлетворительно
объясняющую историю становления и развития человека.
Здесь мы имеем дело уже
с принципиально иным видом обобщения, позволяющим выделять всеобщее в
предметах не номинально, а по существу. В этом случае всеобщее понимается
не как простая одинаковость предметов, многократный повтор в них одного и
того же признака, а как закономерная связь многих предметов, превращающая их
в моменты, стороны единой целостности, системы. А внутри этой системы всеобщность, т.е. принадлежность к системе, включает не только одинаковость,
но и различия, и даже противоположности. Общность предметов реализуется
здесь не во внешней похожести, а в единстве генезиса, общем принципе их
связи и развития.
Именно эта разница в
способах отыскания общего в вещах, т.е. установления закономерностей, и
разводит эмпирический и теоретический уровни познания. На уровне
чувственно-практического опыта (эмпирическом) возможно фиксирование только
внешних общих признаков вещей и явлений. Существенные же внутренние их
признаки здесь можно только угадать, схватить случайно. Объяснить же их и
обосновать позволяет лишь теоретический уровень познания.
В теории происходит
переорганизация или переструктуризация добытого эмпирического материала на
основе некоторых исходных принципов. Это вроде игры в детские кубики с
фрагментами разных картинок. Для того чтобы беспорядочно разбросанные
кубики сложились в единую картинку, нужен некий общий замысел, принцип их
сложения. В детской игре этот принцип задан в виде готовой
картинки-трафаретки. А вот как такие исходные принципы организации
построения научного знания отыскиваются в теории - великая тайна научного
творчества.
Считается, что наука потому и считается
делом сложным и творческим, что от эмпирии к теории нет прямого перехода.
Теория не строится путем непосредственного индуктивного обобщения опыта.
Это, конечно, не означает, что теория вообще не связана с опытом.
Изначальный толчок к созданию любой теоретической конструкции дает как раз
практический опыт. И проверяется истинность теоретических выводов
опять-таки их практическими приложениями. Двойственность, взаимосвязь и
взаимозависимость эмпирического и теоретического методов можно отразить
тождеством.
Итак, проблема различия
теоретического и эмпирического уровней научного познания коренится в разнице
способов идеального воспроизведения объективной реальности, подходов к
построению системного знания. Отсюда вытекают и другие, уже производные
отличия этих двух уровней. За эмпирическим знанием, в частности, исторически
и логически закрепилась функция сбора, накопления и первичной рациональной
обработки данных опыта. Его главная задача - фиксация фактов. Объяснение
же, интерпретация их - дело теории.
Теперь
тождество можно переписать в следующей форме
Перепишем данное тождество в форме
Это тождество отражает уже статику, а динамику
равновесности между теорией и практикой.
В
частности данное уравнение равновесности отражает
фазовый переход, при котором роль теории увеличивается,
а доля практики соответственно уменьшается. Это
динамическое тождество отражает принцип оптимального
регулирования, который в математике известен как принцип
максимина.
Это тождество отражает долю "теоретического" и
"эмпирического" в науке.
Чрезвычайно
важную роль в этом уравнении, отражающего эволюционные
переходы от "теоретического" к "эмпирическому" и
обратно, играет
категория научной Меры. Она характеризуется отношением "Мера-объяснения"/"Мера-понимания"
и отражает
количественные и качественные характеристики эволюции
науки.
Количественно эта Мера
характеризует изменение взаимоотношения научных долей
"теоретического" и "эмпирического". С точки зрения
качества эта Мера характеризует направление эволюции. От
"теоретического" к "эмпирическому", или наоборот.
Эта Мера полностью
аналогична ее экономической интерпретации, как курс
обмена валюты.
Например, при конвертации "теоретического" в
"эмпирический" будет иметь место тождество
Если курс конвертации будет меньше Единицы, то данный
процесс будет характеризоваться приведенным выше
принципом максимина, т.е. при конвертации доля
"эмпирического" уменьшается.
Различаются
рассматриваемые уровни познания и по объектам исследования. Проводя
исследование на эмпирическом уровне, ученый имеет дело непосредственно с
природными и социальными объектами. Теория же оперирует исключительно с идеализированными
объектами (материальная точка, идеальный газ, абсолютно твердое тело и
пр.). Все это обусловливает и существенную разницу в применяемых методах
исследования. Для эмпирического уровня обычны такие методы, как наблюдение,
описание, измерение, эксперимент и др. Теория же предпочитает пользоваться
аксиоматическим методом, системным, структурно-функциональным анализом,
математическим моделированием и т.д.
рис. 2
Данный
рисунок в самом общем виде отражает взаимосвязь и взаимозависимость между
эмпирическими и теоретическими методами познания.
И снова на
этой схеме мы видим структурно-функциональное единство (рис. 1).
Отметим,
что такое единство отражает равновесность, гармонию взаимоотношений между
всеми компонентами схемы. Эти взаимоотношения формируют свои собственные
взаимодополнительные пары
<(0,9);(1,5);(2,6);(3,7);(4,8)>
проявляя
тем самым многоуровневую двойственность. Это фундаментальная закономерность,
которая проявляется не только в данной схеме. Она является всеобщей и
действует в системах любой природы.
Отметим чрезвычайно важный момент:
Процесс Познания Истины заканчивается на уровне построения соответствующей
теории, в основе которой лежат аксиомы и постулаты, истинность которых
уже не требует доказательств.
Существуют, конечно, и
методы, применяемые на всех уровнях научного познания: абстрагирование,
обобщение, аналогия, анализ и синтез и др. Однако и на этих уровнях будут
выполняться законы сохранения симметрии отношений между научными объектами,
понятиями, категориями и т.д.
3.2. ОБЩИЕ МЕТОДЫ
ПОЗНАНИЯ
Законы сохранения симметрии в полной мере распространяется и на научные
методы. На рисунке ниже приведены наиболее общие методы научного познания.
рис.
3
Из этого рисунка можно непосредственно осознать, что и сами методы
группируются во взаимодополнительные пары. Поясним сущность основных научных
методов.
Абстрагирование
Сущность метода состоит в мысленном отвлечении от
несущественных свойств, связей, отношений предметов и
в одновременном выделении, фиксировании одной или
нескольких интересующих исследователя сторон этих предметов.
Анализ
Метод
познания, содержанием которого является совокупность приемов и
закономерностей
расчленения предмета исследования на составные части.
Синтез
Метод познания,
содержанием которого является совокупность приемов и закономерностей соединения
отдельных частей предмета в единое целое.
Индукция
Индуктивное умозаключение-умозаключение от
частного к общему, когда на основании знания
части предметов класса делается вывод о классе в
целом.
Дедукция
Дедуктивное умозаключение - вывод о
некотором элементе
множества делается на основании
знания общих
свойств всего множества.
Модели
Предметы, явления, процессы, которые замещают объект познания (оригинал)
и служат источником информации о нем.
Исторический метод.
История изучаемого объекта воспроизводится во всей своей
многогранности, с учетом всех мельчайших деталей и случайностей
Логический метод
Логически
воспроизведенная история изучаемого объекта — это действительная история, но
обобщенная, освобожденная от всего случайного, наносного, несущественного.
3.2.1. ИНДУКЦИЯ И
ДЕДУКЦИЯ
Более того, именно
проблема метода была исходной в процессе осознания особенностей
теоретического знания.
В XVII в., в эпоху зарождения классического
естествознания, Ф. Бэкон и Р. Декарт сформулировали две разнонаправленные
методологические программы развития науки: эмпирическую (индукционистскую)
и рационалистическую (дедукционистскую).
Под индукцией
принято
понимать такой способ рассуждения, при котором общий вывод делается на
основе обобщения частных посылок. Проще говоря, это движение познания от
частного к общему. Движение в противоположном направлении, от общего к
частному, получило название дедукции. Логика противостояния
эмпиризма и рационализма в вопросе о ведущем методе получения нового
знания в общем проста.
Эмпиризм. Действительное
и хоть сколько-нибудь практичное знание о мире можно получить только из
опыта, т.е. на основании наблюдений и экспериментов. А всякое
наблюдение или эксперимент - единичны. Поэтому единственно возможный
путь познания природы - движение от частных случаев ко все более широким
обобщениям, т.е. индукция. Другой способ отыскания законов природы, когда
сначала строят самые общие основания, а потом к ним приспосабливаются и
посредством их проверяют частные выводы, есть, по Ф. Бэкону, «матерь
заблуждений и бедствие всех наук».
Рационализм. До сих пор
самыми надежными и успешными были математические науки. А таковыми они стали
потому, что применяют самые эффективные и достоверные методы познания:
интеллектуальную интуицию и дедукцию.
Интуиция позволяет усмотреть в
реальности такие простые и самоочевидные истины, что усомниться в них
невозможно.
Дедукция обеспечивает выведение из этих простых истин более
сложного знания. И если она проводится по строгим правилам, то всегда будет
приводить только к истине, и никогда - к заблуждениям. Индуктивные же
рассуждения, конечно, тоже бывают хороши, но они не могут приводить ко
всеобщим суждениям, в которых выражаются законы.
Между индукцией и дедукцией взаимоотношения отражаются тождеством
Эти
методологические программы сыграли свою важную историческую роль.
Во-первых,
они стимулировали огромное множество конкретных научных исследований, а
во-вторых, «высекли искру» некоторого понимания структуры научного познания.
Выяснилось, что оно как бы «двухэтажно». И хотя занятый теорией «верхний
этаж» вроде бы надстроен над «нижним» (эмпирией) и без последнего должен
рассыпаться, но между ними почему-то нет прямой и удобной лестницы. Из
нижнего этажа на верхний можно попасть только «скачком» в прямом и
переносном смысле. При этом, как бы ни была важна база, основа (нижний
эмпирический этаж нашего знания), решения, определяющие судьбу постройки,
принимаются все-таки наверху, во владениях теории.
Но сегодня эти методологические
программы считаются устаревшими и неадекватными.
Эмпиризм недостаточен
потому, что индукция и в самом деле никогда не приведет к универсальным
суждениям, поскольку в большинстве ситуаций принципиально невозможно
охватить все бесконечное множество частных случаев, на основе которых
делаются общие выводы. И ни одна крупная современная теория не построена
путем прямого индуктивного обобщения.
Рационализм же
считается также исчерпанным,
поскольку современная наука занялась такими областями реальности (в микро- и мегамире), в которых требуемая «самоочевидность» простых истин исчезла
окончательно. Да и роль опытных методов познания оказалась здесь
недооцененной.
Это свидетельствует о глубочайшем научном кризисе.
В наше время стандартная
модель строения научного знания выглядит примерно так.
Познание начинается с
установления путем наблюдения или экспериментов различных фактов. Если среди
этих фактов обнаруживается некая регулярность, повторяемость, то в принципе
можно утверждать, что найден эмпирический закон, первичное эмпирическое
обобщение. И все бы хорошо, но, как правило, рано или поздно отыскиваются
такие факты, которые никак не встраиваются в обнаруженную регулярность. Тут
на помощь призывается творческий интеллект ученого, его умение мысленно
перестроить известную реальность так, чтобы выпадающие из общего ряда факты
вписались, наконец, в некую единую схему и перестали противоречить
найденной эмпирической закономерности.
Считается, что обнаружить эту новую
схему наблюдением уже нельзя, ее нужно придумать, сотворить умозрительно,
представив первоначально в виде теоретической гипотезы. Если гипотеза
удачна и снимает найденное между фактами противоречие, а еще лучше -
позволяет предсказывать получение новых, нетривиальных фактов, это значит,
что родилась новая теория, найден теоретический закон.
Таким образом,
традиционная модель строения научного знания предполагает движение по
цепочке: установление эмпирических фактов - первичное эмпирическое
обобщение - обнаружение отклоняющихся от правила фактов - изобретение
теоретической гипотезы с новой схемой объяснения - логический вывод
(дедукция) из гипотезы всех наблюдаемых фактов, что и является ее проверкой
на истинность. Подтверждение гипотезы конституирует ее в теоретический
закон. Такая модель научного знания называется гипотетико-дедуктивной. Она
формирует двойную спираль.
Большая часть современного научного знания построена именно
таким способом.
И эти положения не
противоречат новому научному мышлению, которое придет на смену старому.
В основе нового мышления лежит принцип
глобального дедукционизма, о котором будет
сказано ниже.
3.2.2. КРИТЕРИИ И НОРМЫ
НАУЧНОСТИ
Теория является высшей
формой организации научного знания, дающей целостное представление о
существенных связях и отношениях в какой-либо области реальности.
Разработка теории сопровождается, как правило, введением понятий,
фиксирующих непосредственно не наблюдаемые стороны объективной реальности.
Поэтому проверка истинности теории не может быть непосредственно
осуществлена прямым наблюдением и экспериментом. Такой «отрыв» теории от
непосредственно наблюдаемой реальности породил в XX в. немало дискуссий на
тему о том, какое же знание можно и нужно признать научным, а какому в этом
статусе отказать. Проблема заключалась в том, что относительная
независимость теоретического знания от его эмпирического базиса, свобода
построения различных теоретических конструкций невольно создают иллюзию
немыслимой легкости изобретения универсальных объяснительных схем и полной
научной безнаказанности авторов за свои сногсшибательные идеи. Заслуженный
авторитет науки зачастую используется для придания большего веса
откровениям всякого рода пророков, целителей, исследователей «астральных
сущностей», следов внеземных пришельцев и т.п. Внешняя наукообразная форма и
использование полунаучной терминологии создают впечатление причастности к
достижениям большой науки и еще непознанным тайнам Вселенной одновременно.
Критические же замечания
в адрес «нетрадиционных» воззрений отбиваются нехитрым, но надежным
способом: традиционная наука по природе своей консервативна и склонна
устраивать гонения на все новое и необычное - и Джордано Бруно ведь
сожгли, и Менделя не поняли и пр. Возникает вопрос:
"Можно ли четко
отграничить псевдонаучные идеи от идей собственно науки?"
Принцип
верификации.
Для этих целей разными
направлениями методологии науки сформулировано несколько принципов. Один из
них получил название принципа верификации: какое-либо понятие или суждение
имеет значение, если оно сводимо к непосредственному опыту или высказываниям
о нем, т.е. эмпирически проверяемо. Если же найти нечто эмпирически
фиксируемое для такого суждения не удается, то оно либо представляет собой
тавтологию, либо лишено смысла. Поскольку понятия развитой теории, как
правило, не сводимы к данным опыта, то для них сделано послабление:
возможна и косвенная верификация. Скажем, указать опытный аналог понятию
«кварк» невозможно. Но кварковая теория предсказывает ряд явлений, которые
уже можно зафиксировать опытным путем, экспериментально. И тем самым
косвенно верифицировать саму теорию.
Однако
в данном случае подобная верификация относительно кварков является
заблуждением.
Между элементарными частицами и кварками
существует следующая форма двойственности:
Для осознания сути
данного тождества рассмотрим взаимоотношения между геоцентрической и
геоцентрической системой движения планет Солнечной системы
Теоретическая модель описания движения планет здесь может быть представлена
адекватно наблюдениям, но физический смысл является диаметрально
противоположным.
Принцип верификации
позволяет в первом приближении отграничить научное знание от явно
вненаучного. Однако он не может помочь там, где система идей скроена так,
что решительно все возможные эмпирические факты в состоянии истолковать в
свою пользу - идеология, религия, астрология и т.п. В таких случаях полезно
прибегнуть еще к одному принципу разграничения науки и ненауки,
предложенному крупнейшим философом XX в. К. Поппером, - принципу
фальсификации.
Принцип
фальсификации
гласит: критерием научного статуса теории является ее фальсифицируемость или опровержимость. Иначе говоря, только то знание может
претендовать на звание «научного», которое в принципе опровержимо.
Несмотря на внешне
парадоксальную форму, а, может быть, и благодаря ей, этот принцип имеет
простой и глубокий смысл. К. Поппер обратил внимание на значительную
асимметрию процедур подтверждения и опровержения в познании. Никакое
количество падающих яблок не является достаточным для окончательного
подтверждения истинности закона всемирного тяготения. Однако достаточно
всего лишь одного яблока, полетевшего прочь от Земли, чтобы этот закон
признать ложным. Поэтому именно попытки фальсифицировать, т.е. опровергнуть
теорию, должны быть наиболее эффективны в плане подтверждения ее истинности
и научности.
Теория, неопровержимая в
принципе, не может быть научной. Идея божественного творения мира в
принципе неопровержима. Ибо любую попытку ее опровержения можно
представить как результат действия все того же божественного замысла, вся
сложность и непредсказуемость которого нам просто не по зубам. Но раз эта
идея неопровержима, значит, она вне науки.
Однако, следует
заметить, что последовательно проведенный принцип фальсификации делает любое
знание гипотетичным, т.е. лишает его законченности, абсолютности,
неизменности.
Поэтому постоянная угроза фальсификации держит науку «в тонусе», не дает ей
застояться, почить на лаврах. Критицизм является важнейшим источником роста
науки и неотъемлемой чертой ее имиджа.
Но критицизм хорош, когда дело идет не о коренном изменении существующей
научной парадигмы. Поэтому критицизм по отношению к качественно новым
знаниям всегда порождал (и порождает поныне) отторжение нового.
Работающие в науке ученые считают вопрос о разграничении науки и ненауки не слишком сложным. Дело в том, что они интуитивно чувствуют
подлинно и псевдонаучный характер знания, так как ориентируются на
определенные нормы и идеалы научности, некие эталоны исследовательской
работы. В этих идеалах и нормах науки выражены представления о целях научной
деятельности и способах их достижения.
И эти
идеалы и нормы несут в себе отпечаток существующей научной парадигмы.
Достаточно вспомнить об отторжении кибернетики, генетики и нам станет ясно,
что отнесение кибернетики и генетики ко лженаукам не является
следствием субъективного решения того или иного научного института.
Принимаемые научные решения, как правило, носят объективный характер, но они
отражают сущность существующей научной парадигмы.
Ученые хорошо понимают, что эти идеалы и нормы научности исторически
изменчивы, но все же во все эпохи сохраняется некий инвариант таких норм,
обусловленный
единством стиля мышления, сформированного еще в
Древней Греции.
Его принято называть рациональным.
Этот
стиль мышления основан по сути на двух фундаментальных идеях:
• природной
упорядоченности, т.е. признании существования универсальных, закономерных и
доступных разуму причинных связей;
• формального
доказательства как главного средства обоснованности знания.
В рамках рационального
стиля мышления научное знание характеризуют следующие методологические
критерии:
•
универсальность,
т.е. исключение любой конкретики - места, времени, субъекта и т.п.;
• согласованность или
непротиворечивость, обеспечиваемая дедуктивным способом развертывания
системы знания;
• простота; хорошей
считается та теория, которая объясняет максимально широкий круг явлений,
опираясь на минимальное количество научных принципов;
• объяснительный
потенциал;
• наличие
предсказательной силы.
Эти общие критерии, или
нормы научности, входят в эталон научного знания постоянно. Более же
конкретные нормы, определяющие схемы исследовательской деятельности, зависят
от предметных областей науки и от социально-культурного контекста рождения
той или иной теории.
Принцип
глобального дедукционизма.
Принцип глобального дедукционизма представляет собой совершенно иной стиль
мышления. Он отражает сущность нового научного мышления.
Этот принцип является следствием последовательного многоуровневого
применения простых правил вывода следствий из причин, по образу и подобию,
отражающих взаимосвязь и взаимодополнительность двойственных отношений.
Так формируется двойная цепочка генетического кода систем любой природы. Эта
цепочка в полной мере применима и к методам Познания, если заменить в ней
абстрактное двойственное отношение следующим тождеством
Это тождество отражает единство методов дедукции и индукции на всех уровнях
иерархии научного Познания.
Современная
наука использует двойную цепочку
Здесь научное познание начинается с индукции (числитель левой части) и
заканчивается дедукцией (знаменатель правой части тождества). Дедукция при
этом выполняет роль обобщения полученного Частного Знания и выводить
из него новые знания , в рамках этого Единого, но Частного знания.
Следует обратить внимание на следующую особенность весов с двумя
"коромыслами". Одно из них отражает проявленную сторону отношения. Это то,
что видит внешний наблюдатель: "Индукция"-
"Дедукция". Другое- отражает внутреннюю сущность внешней формы:
"дедукция"-"индукция".
Таким образом, внутренняя сущность категории "Индукция" в левой части
тождества является "дедукцией", в то
время как внутренняя сущность категории "Дедукции" является "индукцией".
Подобное толкование сущности "внешнего" и
"внутреннего" относится вообще к любому тождеству, отражающего
взаимоотношения законов сохранения симметрии отношений в системах любой
природы.
Но законы эволюции двойственного отношения порождают следующее тождество
Из которого следует парадигма нового мышления
Поэтому такая двойная цепочка окажется способной самым естественным
образом верифицировать существующие научные знания в любой сфере научной
деятельности, отсекая от Знания Единого все научные домыслы и измышления,
отделяя истинно научное Знание от Лжезнания.
3.3. ГРАНИЦЫ
НАУЧНОГО МЕТОДА
Достижения научного
метода огромны и неоспоримы. С его помощью человечество не без комфорта
обустроилось на всей планете, поставило себе на службу энергию воды, пара,
электричества, атома, начало осваивать околоземное космическое пространство
и т.п. Если к тому же не забывать, что подавляющая часть всех достижений
науки получена за последние полторы сотни лет, то эффект получается
колоссальный - человечество самым очевидным образом ускоряет свое развитие
с помощью науки. Если наука и дальше будет
развиваться с таким ускорением, какие удивительные перспективы ожидают
человечество!...
Примерно такие настроения владели цивилизованным миром в
60-70-е гг. нашего века. Однако ближе к его концу блистательные
перспективы немножко потускнели, восторженных ожиданий поубавилось и даже
появилось некоторое разочарование: с обеспечением всеобщего благополучия
наука явно не справлялась.
Сегодня общество смотрит
на науку куда более трезво. Оно начинает постепенно осознавать, что у
научного метода есть свои издержки, область действия и границы применимости.
Самой науке это было ясно уже давно. В методологии науки вопрос о границах
научного метода дебатируется по крайней мере со времен И. Канта. То, что
развитие науки непрерывно наталкивается на всевозможные преграды и границы,
- естественно. На то и разрабатываются научные методы, чтобы их
преодолевать. Но, к сожалению, некоторые из этих границ современной науке пришлось признать
фундаментальными.
1. Одну из
таких границ очерчивает наш опыт.
Как ни критикуй эмпиризм за неполноту или односторонность, исходная его
посылка все-таки верна: конечным источником любого человеческого знания
является опыт (во всех возможных формах). А опыт наш, хоть и велик, но
неизбежно ограничен. Хотя бы временем существования человечества. Десятки
тысяч лет общественно-исторической практики - это, конечно, немало, но что
это по сравнению с вечностью? И можно ли закономерности, подтверждаемые лишь
ограниченным человеческим опытом, распространять на всю безграничную
Вселенную? Распространять-то, конечно, можно, только вот истинность конечных
выводов в приложении к тому, что находится за пределами опыта, всегда
останется не более чем вероятностной.
2. Другая граница, естественно, относится к противникам
эмпиризма - к рационализму, отстаивающим дедуктивную модель развертывания
знания. Но и здесь положение не лучше. Ведь в этом случае все частные утверждения и
законы теории выводятся из общих первичных допущений, постулатов, аксиом и
пр. При этом все первичные постулаты и аксиомы, не выводимые и,
следовательно, не доказуемые в рамках данной теории, всегда чреваты
возможностью опровержения. Это относится и ко всем фундаментальным, т.е.
наиболее общим теориям.
Таковы, в частности, постулаты бесконечности мира,
его материальности, симметричности и пр. Нельзя сказать, что эти
утверждения вовсе бездоказательны. Они доказываются хотя бы тем, что все
выводимые из них следствия не противоречат друг другу и реальности. Но ведь
речь может идти только об изученной нами реальности. За ее таким образом
современная наука может функционировать только в пределах
истинности таких постулатов, но за пределами "осознанного мира" истинность
таких постулатов из однозначной превращается опять-таки в
вероятностную. Поэтому сами основания современной науки не имеют абсолютного характера и
в принципе в любой момент могут быть поколеблены.
3. Еще один пограничный
барьер на пути к всемогуществу науки и возвела природа человека. Загвоздка
оказалась в том, что человек - существо макромира (т.е. мира предметов,
сопоставимых по своим размерам с человеком). И средства, используемые
учеными в научном поиске - приборы, язык описания и пр., - того же
масштаба. Когда же человек со своими макроприборами и макропредставлениями о
реальности начинает штурмовать микро - или мегамир, то неизбежно возникают
нестыковки. Наши макропредставления не подходят к этим мирам, никаких
прямых аналогов привычным нам вещам там нет, и поэтому сформировать макрообраз, полностью адекватный микромиру, невозможно. Для нас, к примеру,
все электроны одинаковы, они неразличимы ни в каком эксперименте.
Возможно, что это и не так, но чтобы научиться их различать, надо самому
человеку стать размером с электрон. А это невозможно.
Таким образом, можно
подвести своеобразный итог сказанному: наш «познавательный аппарат» при
переходе к областям реальности, далеким от повседневного опыта, теряет свою
надежность. Ученые вроде бы нашли выход: для описания недоступной опыту
реальности они перешли на язык абстрактных обозначений и математики.
Что такое, например,
«аромат» или «цвет» кварка? Совершенно определенные физические понятия? Это
некие физические состояния субэлементарных частиц, которым соответствуют
определенные математические параметры. Больше о них ничего сказать нельзя.
Реальность исчезла, когда дело дошло до математических формул.
И дело не
только в том, что это не слишком удобно: представьте себе, что фразу «солнце
всходит и заходит» пришлось бы передавать окружающим с помощью системы ньютоновских уравнений. Сложность ситуации в том, что сами логика и
математика родом из привычного нам макромира. На тех «этажах» реальности,
до которых сумел добраться ученый мир, они работают. А вот сработают ли на
следующих?!
В основе нового научного мышления лежит математика двойственных
многоуровневых отношений, которые на любом уровне формируют двойственную
пару, которая отличаются друг от друга в первую очередь структурной
сложностью. Поэтому следует признать, что ми един, что он на любом уровне
иерархии формирует двойственное отношение
И эти "миры" относительно друг друга являются взаимодополнительными. Их
никогда нельзя будет увидеть "нашими инструментальными средствами". Но
их свойства можно осознать, используя методы
косвенной верификации,
в основе которых будут лежать отношения симметрии
двойственных отношений. Такие отношения на всех уровнях иерархии являются
неопровержимыми в принципе, хотя они могут отражать многообразие форм и
смыслов, описываемых тем или иным двойственным отношением.
4. Узость современного научного мышления породило еще одну пограничную
полосу, которую наука соорудила себе сама. Мы привыкли к выражениям типа: «наука
расширяет горизонты». Это, конечно, верно. Но не менее верно и обратное
утверждение: наука не только расширяет, но и значительно сужает горизонты
человеческого воображения. Любая теория, разрешая одни явления, как
правило, запрещает другие. Классическая термодинамика запретила вечный
двигатель, теория относительности наложила строжайший запрет на превышение
скорости света, генетика не разрешает наследование приобретенных признаков и
т.п. К. Поппер даже отважился на утверждение: чем больше теория запрещает,
тем она лучше!
Открывая человеку
большие возможности, современная наука одновременно высвечивает и области невозможного.
И чем более развита наука, тем больше
«площадь» этих запрещенных областей. Наука - не волшебница. И хотя мечтать,
как говорится, не вредно, делать это рекомендуется исключительно в
разрешенных наукой направлениях, двигаясь из одного "научного чулана" в
другой, "подсвечивая" себе дорогу частными индуктивными знаниями.
5. Еще еще одно
значимое ограничение потенциала научного метода связано с его
инструментальной по сути природой. Научный метод - инструмент в руках
человека, обладающего свободой воли. Он может подсказать человеку, как
добиться того или иного результата, но он ничего не может сказать о том,
что именно надо человеку делать. Человечество за два последних столетия
настолько укрепилось в своем доверии к науке, что стало ожидать от нее
рекомендаций практически на все случаи жизни. И во многом эти ожидания
оправдываются. Наука может существенно поднять комфортность существования
человека, избавить от голода, многих болезней и даже клонировать его почти
готова. Она знает или будет знать, как это сделать. А вот во имя чего все
это надо делать, что в конечном счете хочет человек утвердить на Земле -
эти вопросы вне компетенции науки. Наука - это рассказ о том, что в этом
мире есть и что в принципе может быть. О том же, что «должно быть» в
социальном, конечно, мире - она молчит. Это уже предмет выбора человека,
который он должен сделать сам. «Научных рекомендаций» здесь быть не может.
Так
считает наука. И она очень сильно ошибается. Социологии, психологии,
соционике и всем другим наукам о человеке новая наука - милогия, фундамент
которой формирует
теория многоуровневых двойственных
отношений,
может дать действительно научные рекомендации, и разрабатывать прогнозы
развития общества на тех или иных этапах развития общества. Так
сегодня многим видным ученым уже ясно, что жизненный цикл современной
технотронной цивилизации завершается, что глобальный кризис,
охвативший все сферы жизнедеятельности общества можно преодолеть только на
основе нового мышления, на основе формирования новой научной парадигмы.
Одно
но... Никто из
ученых не может сказать о том, какие
аксиомы и
постулаты должны лежать в основе нового научного метода познания.
Современная наука только констатирует,
что современные наука
и научный
метод, безусловно, полезны и необходимы, но, к сожалению, не всемогущи.
Точные границы научного метода пока еще размыты, неопределенны. Но то, что
они есть, несомненно. Это не трагедия и не повод лишать науку доверия. Это
всего лишь признание факта, что реальный мир гораздо богаче и сложнее, чем
его образ, создаваемый наукой.
А между в основе данного курс заложен именно новый научный метод, который
позволяет осознать не только реальный мир, но и мир, который лежит за
пределами "осознанного мира".
3.4. ЛОГИКА
И ЗАКОНОМЕРНОСТИ РАЗВИТИЯ НАУКИ
Две с половиной тысячи
лет истории науки не оставляют сомнения в том, что она развивается, т.е.
необратимо качественно изменяется со временем. Наука постоянно наращивает
свой объем, непрерывно разветвляется, усложняется и т.п. Как уже отмечалось,
развитие это оказывается неравномерным: с «рваным» ритмом, причудливым
переплетением медленного кропотливого накопления новых знаний с «обвальным»
эффектом внедрения в тело науки «сумасшедших идей», за непостижимо
короткое время опрокидывающих складывавшиеся веками картины мира.
Фактическая история науки внешне выглядит достаточно дробно и хаотично. Но
наука изменила бы самой себе, если бы в этом «броуновском движении»
гипотез, открытий, теорий не попыталась бы отыскать некую упорядоченность,
закономерный ход становления и смены идей и концепций, т.е. обнаружить
скрытую логику развития научного знания.
Выявление логики
развития науки означает уяснение закономерностей научного прогресса, его
движущих сил, причин и исторической обусловленности. Современное видение
этой проблемы существенно отличается от того, что господствовало, пожалуй,
до середины нашего столетия.
Прежде полагали, что в науке идет непрерывное
приращение научного знания, постоянное накопление новых научных открытий и
все более точных теорий, создающее в итоге кумулятивный эффект на разных
направлениях познания природы.
Ныне логика развития науки представляется
иной: последняя развивается не непрерывным накоплением новых фактов и идей,
не шаг за шагом, а через фундаментальные теоретические сдвиги, в один
прекрасный момент перекраивающие дотоле привычную общую картину мира и
заставляющие ученых перестраивать свою деятельность на базе принципиально
иных мировоззренческих установок.
Пошаговую логику неспешной эволюции науки
сменила логика научных революций и катастроф. Ввиду новизны и сложности
проблемы в методологии науки еще не сложилось общепризнанного подхода или
модели логики развития научного знания. Таких моделей множество. Но
некоторые все же выбились в явные лидеры. Рассмотрим некоторые из них подробнее.
3.4.1. ОБЩИЕ МОДЕЛИ
РАЗВИТИЯ НАУКИ
3.4.1.1. НАУЧНАЯ ПАРАДИГМА
Пожалуй, наибольшее
число сторонников, начиная с 60-х гг. нынешнего века, собрала концепция
развития науки, предложенная американским историком и философом науки
Томасом Куном. Отправным пунктом размышлений Т. Куна над проблемами
эволюции научного знания стал отмеченный им любопытный факт:
ученые-обществоведы славятся своими разногласиями по фундаментальным
вопросам, исходным основаниям социальных теорий; представители же
естествознания по такого рода проблемам дискутируют редко, большей частью в
периоды так называемых кризисов в их науках. В обычное же время они
относительно спокойно работают и как бы молчаливо поддерживают неписаное
соглашение: пока храм науки, в котором все находятся, не шатается, качество
его фундамента не обсуждается.
Способность
исследователей длительное время работать в неких предзаданных рамках,
очерчиваемых фундаментальными научными открытиями, стала важным элементом
логики развития науки в концепции Т. Куна. Он ввел в методологию науки
принципиально новое понятие -
«парадигма». Буквальный смысл этого слова -
образец. В нем фиксируется существование особого способа организации
знания, подразумевающего определенный набор предписаний, задающих характер
видения мира, а значит, влияющих на выбор направлений исследования. В
парадигме содержатся также и общепринятые образцы решения конкретных
проблем. Парадигмальное знание не является собственно «чистой» теорией
(хотя его ядром и служит, как правило, та или иная фундаментальная теория),
поскольку не выполняет непосредственно объяснительной функции. Оно дает
некую систему отсчета, т.е. является предварительным условием и
предпосылкой построения и обоснования различных теорий.
Являясь по сути
метатеоретическим образованием, парадигма определяет дух и стиль научных
исследований. По словам Т. Куна, парадигму составляют
«... признанные всеми
научные достижения, которые в течение определенного времени дают модель
постановки проблем и их решений научному сообществу».
Ее содержание
отражено в учебниках, в фундаментальных трудах крупнейших ученых, а основные
идеи проникают и в массовое сознание. Признанная научным сообществом
парадигма на долгие годы определяет круг проблем, привлекающих внимание
ученых, является как бы официальным подтверждением подлинной
«научности» их занятий.
К парадигмам в истории науки Т. Кун причислял,
например, аристотелевскую динамику, птолемеевскую астрономию, ньютоновскую
механику и т.д.
Развитие, приращение научного знания внутри, в рамках такой
парадигмы, получило название «нормальной науки». Смена же парадигмы есть не
что иное как научная революция.
Наглядный пример - смена классической физики
(ньютоновской) на релятивистскую (эйнштейновскую).
Решающая новизна
концепции Т. Куна заключалась в мысли о том, что смена парадигм в развитии
науки не является детерминированной однозначно, или, как модно сейчас
выражаться, не носит линейного характера. Развитие науки, рост научного
знания нельзя, допустим, представлять себе в виде тянущегося строго вверх, к
солнцу дерева (познания добра и зла). Оно похоже, скорее, на развитие
кактуса, прирост которого в принципе может начаться с любой точки
поверхности этого растительного «ежика» и продолжаться в любую сторону. И
где, с какой стороны нашего научного «кактуса» возникнет вдруг «точка роста»
новой парадигмы - непредсказуемо принципиально! Причем не потому, что
процесс этот произволен или случаен, а потому, что в каждый критический
момент перехода от одного состояния к другому имеется несколько возможных
продолжений. Какая именно точка из многих возможных «пойдет в рост» -
зависит от стечения самых разнообразных обстоятельств.
Таким образом,
логика развития современной науки содержит закономерность, но закономерность эта
«выбрана» случаем из целого ряда других, ничуть не менее закономерных
возможностей. Из этого следует, что привычная нам ныне
квантово-релятивистская картина мира могла бы быть и совсем другой, хотя,
наверное, не менее логичной и последовательной.
Сегодня современная
наука стоит перед признанием новой научной парадигмы, которая
предвещает
революцию в сфере мышления людей. Эта революция переведет человечество в
другое измерение сознания.
Подобные переходы от одной
научной парадигмы к другой Т. Кун сравнивал с обращением людей в новую
религиозную веру: мир привычных объектов предстает в совершенно новом свете
благодаря решительному пересмотру исходных объяснительных принципов.
Аналогия с новообращением понадобилась Т. Куну главным образом для того,
чтобы подчеркнуть, что исторически почти мгновенный акт смены парадигм не
может быть истолкован строго рационально. Утверждение новой парадигмы
осуществляется в условиях мощного противодействия сторонников прежней парадигмы,
да к тому же новаторских подходов может оказаться сразу несколько.
Поэтому
выбор принципов, которые составят будущую успешную парадигму,
осуществляется учеными не столько на основании логики или под давлением
эмпирических фактов, сколько в результате внезапного «озарения»,
«просветления»,
иррационального акта веры
в то,
что мир устроен именно так, а не иначе.
3.4.1.3. МЕТОД
НАУЧНО-ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКИХ ПРОГРАММ
Однако далеко не все
исследователи методологии научного познания согласились с таким выводом.
Альтернативную модель развития науки, также ставшую весьма популярной,
предложил И.Лакатос. Его концепция, названная методологией
научно-исследовательских программ, по своим общим контурам довольно близка
к куновской, однако расходится с ней в принципиальнейшем пункте.
И. Лакатос
считает, что выбор научным сообществом одной из многих конкурирующих
исследовательских программ может и должен осуществляться
рационально, на
основе четких, рациональных критериев.
В общем виде
лакатосовская модель развития науки может быть описана так. Исторически
непрерывное развитие науки представляет собой конкуренцию
научно-исследовательских программ. Эти программы имеют следующую структуру:
•
«Жесткое ядро»,
включающее неопровержимые для сторонников программы исходные положения.
•
«Негативная эвристика». Это своеобразный «защитный пояс» ядра программы,
состоящий из вспомогательных гипотез и допущений, снимающих противоречия с аномольными фактами.
(Например, допустим,
что небесная механика рассчитала
траектории движения планет, а данные наблюдения свидетельствуют об
отклонении реальных орбит от расчетных. В данном случае законы механики
подвергаются сомнению в самую последнюю очередь. А вначале в ход идут
гипотезы и допущения «защитного пояса»: можно предположить, что неточны
измерения, ошибочны расчеты, присутствуют некие возмущающие факторы
-
неоткрытые еще планеты и т.д. Известно, к примеру, что даже И. Ньютон,
испытывавший трудности с объяснением стабильности Солнечной системы, был
вынужден допустить, что сам Бог исправляет отклонения в движении
планет.)
•
«Позитивная эвристика»
- «... это правила, указывающие, какие
пути надо избирать и как по ним идти». Иными словами, это ряд доводов,
предположений, направленных на то, чтобы изменять и развивать «опровержимые
варианты» исследовательской программы. В результате последняя предстает не
как изолированная теория, а как целая серия модифицирующихся теорий, в
основе которых лежат единые исходные принципы.
Важно отметить, что эта
последовательная смена модифицирующихся теорий и моделей мотивировалась вовсе не аномальными
наблюдаемыми фактами, а теоретическими и математическими затруднениями
самой Программы. Именно их разрешение и составляет суть «позитивной
эвристики» по И. Лакатосу. Благодаря ей, ученые, работающие внутри
какой-либо исследовательской программы, могут долгое время игнорировать
критику и противоречащие программе факты: они вправе ожидать, что решение
конструктивных задач, определяемых «позитивной эвристикой», приведет в
конечном счете к объяснению ныне непонятных или «непокорных» фактов. Это
придает устойчивость развитию науки.
Однако рано или поздно позитивная
эвристическая сила исследовательской программы исчерпывает себя. Встает
вопрос о смене самой программы. «Вытеснение» одной программы другой
представляет собой научную революцию. Причем эвристическая сила
конкурирующих программ оценивается учеными вполне рационально:
«...
Программа считается прогрессирующей тогда, когда ее теоретический рост
предвосхищает ее эмпирический рост, то есть когда она с некоторым успехом
может предсказывать новые факты... программа регрессирует, если ее
теоретический рост отстает от ее эмпирического роста, то есть когда она дает
только запоздалые объяснения либо случайных открытий, либо фактов,
предвосхищаемых и открываемых конкурирующей программой...».
В результате получается,
что главным источником развития науки выступает конкуренция
исследовательских программ, каждая из которых имеет в свою очередь
внутреннюю стратегию развития (позитивную эвристику). Этот «двойной счет»
развития науки и обусловливает картину непрерывного роста научного знания.
Концепции Т. Куна и И.
Лакатоса оказались в итоге самыми влиятельными реконструкциями логики
развития науки во второй половине XX в. Хотя, конечно, существует и
множество других, менее известных. Но как бы ни отличались эти концепции
друг от друга, все они так или иначе вынуждены опираться на некие узловые,
этапные моменты истории науки, которые принято называть научными
революциями.
3.5. НАУЧНЫЕ
РЕВОЛЮЦИИ
Сегодня вряд ли кто
возьмется оспаривать тезис о наличии в истории науки революций. Однако
термин «научная революция» при этом может иметь разное содержание.
Самая радикальная его
интерпретация заключается в признании одной-единственной революции, которая
состоит в победе над невежеством, суевериями и предрассудками, в
результате чего и рождается, собственно, наука.
Другое понимание научной
революции сводит ее к ускоренной эволюции. При этом любая научная теория
может быть лишь модифицирована, но не опровергнута.
Самая же экстравагантная
точка зрения на природу и характер научных революций разработана К.
Поппером. Ее называют концепцией перманентной революции. Как мы помним, в
соответствии с попперовским принципом фальсификации только та теория может
считаться научной, которая в принципе опровержима. При этом опровержимость,
так сказать, потенциальная рано или поздно превращается в актуальную, т.е.
теория на самом деле терпит неудачу. Это-то и есть по К. Попперу самое
интересное в науке - ведь в результате крушения теории возникают новые
проблемы. А движение от одних проблем к другим и составляет, по сути,
прогресс науки.
Не вступая в дискуссии с
вышеприведенными позициями, попробуем определить общезначимый смысл понятия
«научная революция». Слово «революция» означает, как известно, переворот.
В
применении к науке это должно означать радикальное изменение всех ее
элементов: фактов, закономерностей, теорий, методов, научной картины мира.
Но что значит изменить факты? Твердо установленные факты, конечно, изменить
нельзя - на то они и факты.
Но в науке имеют значение не сами факты, а их
интерпретация, объяснение. Сам по себе факт, не включенный в ту или иную
объяснительную схему, науке безразличен. Только вместе с той или иной
интерпретацией он получает смысл, становится «хлебом науки». А вот
интерпретация, объяснение фактов подвержены порой самым радикальным
переворотам. Наблюдаемый факт движения Солнца по небосводу поддается
нескольким интерпретациям: и геоцентрической, и гелиоцентрической. А
переход от одного способа объяснения к другому и есть переворот
(революция).
Объяснительные схемы для
фактов поставляют теории. Множество теорий, в совокупности описывающих
известный человеку природный мир, синтезируются в единую научную картину
мира. Это целостная система представлений об общих принципах и законах
устройства мироздания.
Таким образом, о
радикальном перевороте (революции) в области науки можно говорить лишь в том
случае, когда налицо изменение не только отдельных принципов, методов или
теорий, но непременно всей научной картины мира, в которой все базовые
элементы научного знания представлены в обобщенном виде.
Поскольку научная
картина мира представляет собой обобщенное, системное образование, ее
радикальное изменение нельзя свести к отдельному, пусть даже и крупнейшему
научному открытию. Последнее может, однако, породить некую цепную реакцию,
способную дать целую серию, комплекс научных открытий, которые и приведут в
конечном счете к смене научной картины мира. В этом процессе наиболее важны,
конечно, открытия в фундаментальных науках, на которые она опирается. Как
правило, это физика и космология. Кроме того, помня о том, что наука - это
прежде всего метод, нетрудно предположить, что смена научной картины мира
должна означать и радикальную перестройку методов получения нового знания,
включая изменения и в самих нормах и идеалах научности.
Таких четко и однозначно
фиксируемых радикальных смен научных картин мира, т.е. научных революций, в
истории развития науки вообще и естествознания в частности можно выделить
три.
Если их персонифицировать по именам ученых, сыгравших в этих событиях
наиболее заметную роль, то три глобальных научных революции должны
именоваться: аристотелевской, ньютоновской и эйнштейновской.
Опишем вкратце суть
изменений, заслуживших право именоваться научными революциями.
I.
Первая революция. В VI - IV вв. до н. э.
была осуществлена первая революция в познании мира, в результате которой и
появляется на свет сама наука. Исторический смысл этой революции заключается
в отличении науки от других форм познания и освоения мира, в создании
определенных норм и образцов построения научного знания. Наиболее ясно
наука осознала саму себя в трудах великого древнегреческого философа
Аристотеля. Он создал формальную логику, т.е. фактически учение о
доказательстве - главный инструмент выведения и систематизации знания;
разработал категориально-понятийный аппарат; утвердил своеобразный канон
организации научного исследования (история вопроса, постановка проблемы,
аргументы, «за» и «против», обоснование решения); предметно дифференцировал
само научное знание, отделив науки о природе от метафизики (философии),
математики и т.д. Заданные Аристотелем нормы научности знания, образцы
объяснения, описания и обоснования в науке пользовались непререкаемым
авторитетом более тысячи лет, а многое (законы формальной логики, например)
действенно и поныне.
Важнейшим фрагментом
античной научной картины мира стало последовательное геоцентрическое учение
о мировых сферах. Геоцентризм той эпохи вовсе не был «естественным»
описанием непосредственно наблюдаемых фактов. Это был трудный и смелый шаг в
неизвестность: ведь для единства и непротиворечивости устройства космоса
пришлось дополнить видимую небесную полусферу аналогичной невидимой,
допустить возможность существования антиподов, т.е. обитателей
противоположной стороны земного шара и т.д. Да и сама идея шарообразности
Земли тоже была далеко не очевидной. Получившаяся в итоге геоцентрическая
система идеальных, равномерно вращающихся небесных сфер с принципиально
различной физикой земных и небесных тел была существенной составной частью
первой научной революции. (Конечно, сейчас мы знаем, что она была неверна.
Но неверна - не
значит ненаучна!)
II.
Вторая глобальная
научная революция приходится на XVI- XVIII вв. Ее исходным пунктом считается
как раз переход от геоцентрической модели мира к гелиоцентрической. Это,
безусловно, самый заметный признак смены научной картины мира, но он мало
отражает суть происшедших в эту эпоху nepeмен в науке. Их общий смысл
обычно определяется формулой:
становление классического естествознания.
Такими классиками-первопроходцами признаны: Н. Коперник, Г.
Галилей, И. Кеплер, Р. Декарт, И. Ньютон.
В чем же заключаются
принципиальные отличия созданной ими науки от античной? Их немало:
1. Классическое
естествознание заговорило языком математики. Античная наука тоже ценила
математику, однако ограничивала сферу ее применения «идеальными»
небесными сферами, полагая, что описание земных явлений возможно только
качественное, т.е. нематематическое. Новое естествознание сумело выделить
строго объективные количественные характеристики земных тел (форма,
величина, масса, движение) и выразить их в строгих математических
закономерностях.
2. Новоевропейская наука
нашла также мощную опору в методах экспериментального исследования явлений
со строго контролируемыми условиями. Это подразумевало активное, наступательное отношение к
изучаемой природе, а не просто ее созерцание и умозрительное
воспроизведение.
3. Классическое
естествознание безжалостно разрушило античные представления о космосе как
вполне завершенном и гармоничном мире, который обладает совершенством,
целесообразностью и пр. На смену им пришла скучная концепция бесконечной,
без цели и смысла существующей Вселенной, объединяемой лишь идентичностью
законов.
4. Доминантой
классического естествознания, да и всей науки Нового времени, стала
механика. Возникла мощная тенденция сведения (редукции) всех знаний о
природе к фундаментальным принципам и представлениям механики. При этом все
соображения, основанные на понятиях ценности, совершенства, целеполагания,
были грубо изгнаны из царства научной мысли.
Утвердилась чисто механическая картина
природы.
5. Сформировался также
четкий идеал научного знания: раз и навсегда установленная абсолютно
истинная картина природы, которую можно подправлять в деталях, но
радикально переделывать уже нельзя. При этом в познавательной деятельности
подразумевалась жесткая оппозиция субъекта и объекта познания, их строгая разделенность. Объект познания существует сам по себе, а субъект (тот, кто
познает) как бы со стороны наблюдает и исследует внешнюю по отношению к
нему вещь (объект), будучи при этом ничем не связанным и не обусловленным в
своих выводах, которые в идеале воспроизводят характеристики объекта так,
как оно есть «на самом деле».
Таковы особенности
второй глобальной научной революции, условно названной ньютоновской. Ее
итог: механистическая научная картина мира на базе
экспериментально-математического естествознания. В общем русле этой
революции наука развивалась практически до конца XIX в. За это время было
сделано много выдающихся открытий, но они лишь дополняли и усложняли
сложившуюся общую картину мира, не покушаясь на ее основы.
III.
«Потрясение
основ» - третья научная революция - случилось на рубеже XIX -XX вв.
В это время последовала
целая серия блестящих открытий в физике (открытие сложной структуры атома,
явления радиоактивности, дискретного характера электромагнитного излучения
и т.д.). Их общим мировоззренческим итогом явился сокрушительный удар по
базовой предпосылке механистической картины мира - убежденности в том, что
с помощью простых сил, действующих между неизменными объектами, можно
описать все явления природы и что универсальный ключ к пониманию
происходящего дает в конечном счете механика И. Ньютона.
Наиболее значимыми
теориями, составившими основу новой парадигмы научного знания, стали теория
относительности (специальная и общая) и квантовая механика. Первую можно
квалифицировать как новую общую теорию пространства, времени и тяготения.
Вторая обнаружила вероятностный характер законов микромира, а
также неустранимый корпускулярно-волновой дуализм в самом
фундаменте материи.
Наиболее контрастные ее изменения претерпела общая
естественно-научная картина мира и способ ее построения в связи с появлением
этих теорий. Эти изменения состояли в следующем.
1. Ньютоновская
естественно-научная революция изначально была связана с переходом от
геоцентризма к гелиоцентризму. Эйнштейновский переворот в этом плане означал
принципиальный отказ от всякого центризма вообще. Привилегированных,
выделенных систем отсчета в мире нет, все они равноправны. Причем любое
утверждение имеет смысл только будучи "привязанным", соотнесенным с
какой-либо конкретной системой отсчета. А это и означает, что любое наше
представление, в том числе и вся научная картина мира в целом, релятивны,
т.е. относительны.
2. Классическое
естествознание опиралось и на другие исходные идеализации, интуитивно
очевидные и прекрасно согласующиеся со здравым смыслом. Речь идет о
понятиях траектории частиц, одновременности событий, абсолютного характера
пространства и времени, всеобщности причинных связей и т.д. Все они
оказались неадекватными при описании микро-и мегамиров и потому были
видоизменены. Так что можно сказать, что новая картина мира переосмыслила
исходные понятия пространства, времени, причинности, непрерывности и в
значительной мере «развела» их со здравым смыслом и интуитивными
ожиданиями.
3. Неклассическая
естественно-научная картина мира отвергла классическое жесткое
противопоставление субъекта и объекта познания. Объект познания перестал
восприниматься как существующий «сам по себе». Его научное описание
оказалось зависимым от определенных условий познания. (Учет состояния
движения систем отсчета при признании постоянства скорости света; способа
наблюдения (класса приборов) при определении импульса или координат
микрочастицы и пр.)
4. Изменилось и
«представление» естественно-научной картины мира о самой себе: стало ясно,
что «единственно верную», абсолютно точную картину не удастся нарисовать
никогда. Любая из таких «картин» может обладать лишь относительной
истинностью. И это верно не только для ее деталей, но и для всей
конструкции в целом.
Итак, третья глобальная
революция в естествознании началась с появления принципиально новых (по
сравнению с уже известными) фундаментальных теорий - теории относительности
и квантовой механики. Их утверждение привело к смене
теоретико-методологических установок во всем естествознании. Позднее, уже в
рамках новорожденной неклассической картины мира, произошли миниреволюции
в космологии (концепции нестационарной Вселенной), биологии (становление
генетики) и др. В связи с этим нынешнее (конца XX в.) естествознание
весьма существенно видоизменило свой облик по сравнению с началом века.
Однако исходный посыл, импульс его развития остался прежним -
эйнштейновским (релятивистским).
Таким образом, три
глобальные научные революции предопределили три длительных стадии развития
науки, каждой из которых соответствует своя общенаучная картина мира. Это,
конечно, не означает, что в истории науки важны одни лишь революции. На
эволюционном этапе также делаются научные открытия, создаются новые теории и
методы. Однако бесспорно то, что именно революционные сдвиги, затрагивающие
основания фундаментальных наук, определяют общие контуры научной картины
мира на длительный период.
Понять роль и значение научных революций важно
еще и потому, что развитие науки имеет однозначную тенденцию к ускорению. Между аристотелевской и ньютоновской революциями лежит историческая
пропасть почти в 2 тыс. лет; Эйнштейна от Ньютона отделяют чуть больше 200.
Но не прошло и 100 лет со времени формирования нынешней научной парадигмы,
как у многих представителей мира науки возникло ощущение близости новой
глобальной научной революции. А некоторые даже утверждают, что она уже в
разгаре. И они недалеки от Истины, т.к. даже простая экстраполяция тенденции
ускорения развития науки на ближайшее будущее, позволяет ожидать в самое
ближайшее время новых революционных событий в науке.
При этом научные
революции (в отличие от социально-политических) ученый мир не пугают. В нем
уже утвердилась вера в то, что научные революции, во-первых, необходимый
момент «смены курса» в науке, а во-вторых, они не только не исключают, но,
напротив, предполагают преемственность в развитии научного знания. Как
гласит сформулированный Н. Бором принцип соответствия, всякая новая научная
теория не отвергает начисто предшествующую, а включает ее в себя на правах
частного случая, т.е. устанавливает для прежней теории ограниченную область
применимости. И при этом обе теории (и старая, и новая) могут мирно
сосуществовать.
Таким образом,
диалектическое единство прерывности и непрерывности, революционности и
стабильности можно считать одной из закономерностей развития науки.
3.6. ДИФФЕРЕНЦИАЦИЯ И
ИНТЕГРАЦИЯ НАУЧНОГО ЗНАНИЯ
Другой важной
закономерностью развития науки принято считать единство процессов
дифференциации и интеграции научного знания.
Современную науку
недаром называют «большой наукой». Ее системная сложность и разветвленность
поражают - ныне насчитывается около 15 тыс. различных научных дисциплин. Но
это - сегодня. В прошлом картина была существенно иной. Во времена
Аристотеля перечень всех существовавших тогда наук едва ли достигал двух
десятков (философия, геометрия, астрономия, география, медицина и пр.).
Делавшее свои первые шаги научное знание было поневоле синкретичным, т.е.
слитным, неразделенным. Рождение в XVII в. классического естествознания
знаменовало собой новую стадию изучения природы - аналитическую.
Стремление свести всю
сложность единого, целостного мира природы к нескольким «простым элементам»
настроило исследователей на подробнейшую детализацию изучаемой реальности.
Изобретение таких приборов, как телескоп и микроскоп, гигантски расширило
познавательные возможности и количество доступных изучению объектов
природы. Поэтому рост научного знания сопровождался его непрерывной
дифференциацией, т.е. разделением, дроблением на все более мелкие разделы и
подразделы. В физике образовалось целое семейство наук: механика, оптика,
электродинамика, статистическая механика, термодинамика, гидродинамика и
пр. Интенсивно делилась и химия: сначала на органическую и неорганическую,
затем - на физическую и аналитическую, а потом возникла химия углеводородов
и т.д.
Необходимость и
преимущества такой объектной специализации наук были самоочевидны. Процесс этот
продолжается и по сей день, правда, уже не такими стремительными темпами,
как в XIX в. Только недавно оформившаяся в качестве самостоятельной науки
генетика уже предстает в разных видах: эволюционная, молекулярная,
популяционная и т.д.; в химии появились такие направления, как квантовая
химия, плазмохимия, радиационная химия, химия высоких энергий и пр.
Количество самоопределяющихся в качестве самостоятельных научных дисциплин
непрерывно растет.
Но при этом, уже в
рамках классического естествознания, стала постепенно утверждаться идея
принципиального единства всех явлений природы, а следовательно, и
отображающих их научных дисциплин. Оказалось, что объяснение
химических явлений невозможно без привлечения физики, объекты геологии
требовали уже как физических, так и химических средств анализа. Та же
ситуация сложилась и с объяснением жизнедеятельности живых организмов -
ведь даже простейший из них представляет собой и термодинамическую систему,
и химическую машину одновременно.
Поэтому начали возникать
«смежные» естественно-научные дисциплины типа физической химии, химической
физики, биохимии, биогеохимии, химической термодинамики и т.д. Границы,
проведенные оформившимися разделами и подразделами естествознания,
становились прозрачными и условными.
К настоящему времени
основные фундаментальные науки настолько сильно диффундировали друг в друга,
что пришла пора задуматься о единой науке о природе.
Интегративные процессы в
естествознании ныне, начинают постепенно «пересиливать» процессы дифференциации,
дробления наук. Интеграция естественно-научного знания становится
ведущей закономерностью его развития. Она может проявляться во многих
формах:
• в организации
исследований «на стыке» смежных научных дисциплин, где, как говорится, и
скрываются самые интересные и многообещающие научные проблемы;
• в разработке
«трансдисциплинарных» научных методов, имеющих значение для многих наук
(спектральный анализ, хроматография, компьютерный эксперимент); у
• в поиске
«объединительных» теорий и принципов, к которым можно было бы свести
бесконечное разнообразие явлений природы (гипотеза «Великого объединения»
всех типов фундаментальных взаимодействий в физике, глобальный
эволюционный синтез в биологии, физике, химии и т.д.);
• в разработке теорий,
выполняющих общеметодологические функции в естествознании (общая теория
систем, кибернетика, синергетика);
• в изменении
характера решаемых современной наукой проблем - они по большей части
становятся комплексными, требующими участия сразу нескольких дисциплин
(экологические проблемы, проблема возникновения жизни и пр.).
В принципе
следует
согласиться с тем, что ныне интегративные процессы в естествознании стали
ведущей силой его развития. Однако это утверждение не следует понимать так,
что процессы дифференциации научного знания сошли на нет.
Они
интенсивно продолжаются, т.к. интеграция, "вывернутая наизнанку", порождает
дальнейшую дифференциацию.
К такому печальному выводу приводит современный стиль научного мышления.
Интеграция проводится на основе "междисциплинарного синтеза", т.е. по
горизонтали, на которой каждая научная дисциплина является
самодостаточной.
Поэтому попытка "скрещивания" двух и более самодостаточных наук может
порождать только гибрид - новую научную дисциплину, что мы сегодня и
наблюдаем.
Считается, что
дифференциация и интеграция в развитии естествознания - не
взаимоисключающие, а взаимодополнительные тенденции. Но в условиях
существующей научной парадигмы процессы дифференциации являются
доминирующими.
Но, учитывая тенденции эволюции двойственного
отношения, можно записать и более сложное двойственное отношение
Это отношение
более полно отражает взаимосвязь между процессами дифференциации.
3.7. МАТЕМАТИЗАЦИЯ
ЕСТЕСТВОЗНАНИЯ
Классическое
естествознание, как уже говорилось ранее, «выросло» на применении
экспериментально-математических методов. Успешное использование математики
для выражения закономерных связей и отношений любых природных объектов
способствовало возникновению веры в то, что научность (истинность,
достоверность) знания определяется степенью его математизации.
«Книга
природы написана на языке математики», - утверждал Г. Галилей.
«В каждом
знании столько истины, сколько есть математики», - вторил ему И. Кант.
Логическая стройность, строго дедуктивный характер построений,
общеобязательность выводов математики создали ей славу образца научного
знания. И хотя современная математика весьма далека от идеала безупречной
обоснованности и логического совершенства, но ее значение для естествознания
не только сохраняется, но и усиливается. «Выгоды»
естествознания от использования математики многообразны. Во многих
случаях математика выполняет роль универсального языка естествознания,
специально предназначенного для лаконичной и точной записи различных
утверждений. Все, что можно описать языком математики, поддается
выражению и на обычном языке. Но изъяснение в этом случае может
оказаться столь длинным и запутанным, что это сильно усложнит жизнь.
Математический же язык краток и компактен.
Однако главное достоинство
математики, столь привлекательное для ученых-естественников,
заключается в том, что она способна служить источником моделей,
алгоритмических схем для связей, отношений и процессов, составляющих предмет
естествознания. Конечно, любая математическая схема или модель - это
«упрощающая идеализация» исследуемого объекта. Но упрощение - не только
огрубление, искажение. Это ведь одновременно и выявление ясной и однозначной
сути объекта, с которой легко и просто работать.
Поскольку в
математических формулах и уравнениях воспроизведены некие общие соотношения
свойств реального мира, они имеют обыкновение повторяться в разных его
областях. На этом соображении построен такой своеобразный метод
естественно-научного познания, как математическая гипотеза. В ней идут не
от содержания гипотезы к математическому ее оформлению, а наоборот, пробуют
к уже готовым математическим формам подобрать некое конкретное содержание.
Для этой цели из смежных областей науки выбирается какое-нибудь подходящее
уравнение, в него подставляются величины другой природы (при этом возможно и
частичное видоизменение самого уравнения) и производится проверка на
совпадение с «поведением» исследуемого объекта.
Конечно, сфера
применения такой математической «игры» ограничена теми родственными науками,
где уже существует достаточно богатый математический арсенал. Но там, где
она применима (например, в физике), ее эвристические возможности весьма
велики. Так, с помощью этого метода были описаны основные законы квантовой
механики. Австрийский физик Э. Шредингер, поверив в волновую гипотезу
движения элементарных частиц.
Роль математики в
современном естествознании трудно переоценить. Достаточно сказать, что ныне
новая теоретическая интерпретация какого-либо явления считается полноценной,
если удается создать математический аппарат, отражающий основные
закономерности этого явления.
Однако не следует думать, что все
естествознание в итоге будет сведено к математике. Построение различных
формальных систем, моделей, алгоритмических схем - лишь одна из сторон
развития научного знания. Развивается же
наука прежде всего как содержательное, т.е. неформализованное, не алгоритмизированное знание. Процесс выдвижения, обоснования и опровержения
гипотез, организацию экспериментов, научную интуицию и гениальные догадки в
процессе познания формализовать не удается.
«Логики открытий» не
пока не существует. Но она уже находится в стадии формирования, а в ее
фундаменте лежит "теория многомерных двойственных отношений (милогия)",
которая доказательно обосновывает на странице (Все
есть Число ...Русской матрицы), величайшую гипотезу Пифагора-"ВСЕ
ЕСТЬ ЧИСЛО".
|