В конце XIX века и на границе XIX и XX веков произошла любопытная с историко-культурной точки зрения штука — возрождение немецкой натурфилософии начала XIX века и в связи с этим возрождение натурфилософских, в основном телеологических, эволюционных идей. Это не были, в сущности, теории в естественно-историческом смысле

61

этого слова, это было натурфилософским оформлением, очень различных, на первый взгляд, но в конце концов упиравшихся всегда в идеалистическую натурфилософию начала XIX века телеологических эволюционных представлений. Различные формы ламаркизма, неоламаркизма, механоламаркизма, психоламаркизма, затем учение о мнеме (учение об органической основе памяти), ортокинез и различные подобные направления в эволюционном учении.

Надо сказать, что в основе всех этих идей лежало одно очень существенное обстоятельство, одна методологическая ошибка, заключавшаяся в том, что на описании общих биологических явлений, в отличие от дарвинизма, значительно менее точном, авторами делались умозаключения о лежащих в основе эволюционного процесса механизмах. Хотя из такого поверхностного описания ряда эволюционных явлений подобного рода утверждений делать было нельзя.

С другой стороны, в основе этого лежало тоже очень любопытное с точки зрения истории науки явление, о котором я также упоминал, когда излагал вам историю развития метода скрещиваний. Я вам тогда говорил, что вся эта линия от Кельрейтера до Менделя включительно прошла незамеченной. Эволюционисты второй половины и конца XIX века по каким-то странным причинам не обратили внимания на то, что для рассуждений об эволюционных механизмах кардинальнейшее и существеннейшее значение имеет изучение изменчивости и наследственности признаков. Потому что, ясное дело, явления изменчивости и наследственности лежат в основе любого процесса изменения живых форм. А таковое является обязательной предпосылкой эволюции.

В результате лишь в самом конце XIX и начале XX века появилось изрядное количество экспериментов, очень примитивных опытов по воздействию на живые организмы всякой всячины и попыток проследить за соответствующими изменениями наследственных признаков. Но из-за целого ряда методологических и методических ошибок все эти эксперименты не дали решительно ничего.

Так вот, и то и другое из этих двух явлений — возрождение идеалистических натурфилософских эволюционных схем и странное пренебрежение основным руслом эволюционной биологии, экспериментальным анализом явлений наследственности и изменчивости — несомненно показывало своего рода кризис макроэволюции, который можно определить следующим образом. Дарвиновский принцип естественного отбора — как основной до сих пор и на веки вечные остающийся в силе общебиологический принцип в отношении объяснения основных эволюционных феноменов — до известной степени был исчерпан. Общая картина эволюции была ясна, а для изучения детального механизма протекания эволюционных процессов не было никаких предпосы-

62

лок, не было знания генетики. Знания того, что представляет собой изменчивость и наследственность.