100

Восстановление взаимосвязи между отчужденными "я" человека

Терапевт занимается восстановлением диалога между этими " я". В гештальт-терапии еще давно была разработана концепция "я" в действии, которая состоит из двух частей. Первая часть пришла от понятия невротической раздробленности, что позже нашло себе место в теории объектных отношений. В 1953 году Перлз, Хеф-ферлайн и Гудман писали: "В невротической раздробленности одна часть хранится в подсознании, или не имеет активности, или обе части тщательно изолированы друг от друга... " Вторая часть концепции пришла от персонификации разделенных частей и создания диалога между ними.

Как я писал ранее (1987): "Учитывая наличие всех характеров, населяющих человека, терапевт фактически проводит с ними групповую терапию". Я попробую проиллюстрировать эту мысль. Один пациент, который работал по контракту, чувствовал, что совершил страшную ошибку, согласившись на слишком трудную и длительную работу. Он был зол на нескольких людей, которые посоветовали ему взяться за эту работу, и особенно на тех людей, которые обманули его при составлении договора. Но он продолжал упрекать и самого себя, даже тогда, когда фактически выполнил работу и мог расслабиться.

Я попросил его разыграть беседу между его конфликтующими "собственными я", которые он видел как "наивное я", принимающее решение взяться за работу, и его "лучшее собственное я", отвечающее за его поведение в целом. Оба этих "я" осторожно беседовали друг с другом. "Лучшее я" — с холодной яростью, а "наивное я" — со сдержанными извинениями. После короткого обмена мнениями ярость "лучшего я" стала усиливаться, а "наивное я" испугалось.

По моей просьбе "наивное я" заговорило о своем страхе с "лучшим я". В процессе этого признания пациент вспомнил, как давным-давно он разозлился на соседского мальчика, который так сильно обижал его, что он не смог больше терпеть этого. "Наивное я" вспомнило, что в один прекрасный день он не выдержал и стал избивать соседа так жестоко, что мог бы его убить, если бы драку вовремя не остановили. С тех пор он забыл об этом и только сейчас понял, что бессознательно продолжал долбить голову своего обидчика об стену. Пациент от лица своего "наивного я" продолжал рассказывать и о других своих вспышках ярости. Его "наи-

101

вное я" боялось его "я — убийцы", считая того сумасшедшим. "Лучшее я" также вступило в разговор и сказало, что тоже боялось, что гнев отвергнутого "убийцы" может усилиться. Если бы он не был осторожным, то запустил бы стулом в мой компьютер, разбил бы мои статуэтки, разломал бы мой стол и разнес бы всю мою комнату в клочья.

Не удивительно, что мой пациент почувствовал огромное облегчение только от того, что смог выразить все это. Тем не менее, что еще важнее, он смог наладить взаимодействие своих отчужденных " я". Сначала возник диалог между "наивным" и "лучшим я", а затем они включили еще одного участника, еще глубже запрятанное я — "безумного убийцу", которого мой пациент также смог принять. Позже он обнаружил еще одно я — "вспыльчивое я", которое находилось в тени "убийцы". Таким образом, добавился еще один участник в группе — ключевая фигура, чей голос заслуживал внимания. В результате, когда все эти характеристики вступили в безопасное взаимодействие, мой пациент смог говорить со мной без прежних самообвинений.