Это повело к тому, что начавшая развиваться в конце XIX века экспериментальная биология разных типов, экспериментальная физиология разных направлений, экспериментальная зоология, экспериментальная эмбриология, экспериментальная онтогенетика растений как-то отошли в своих интересах от эволюционного учения. Получился некий разрыв. Современные для того времени экспериментальные биологи не интересовались эволюцией, а эволюционисты и дальше варились в своем соку и, фигурально выражаясь, занимались изучением сорок первой ножки сороконожки, то есть деталями приложения общедарвинистских принципов эволюционной трактовки. Ну можно было, понимаете ли, поковыряться еще немножко, выяснить кое-какие детали, трактовать немножко иначе, чем это трактовал какой-то коллега, но это перестало быть основным руслом биологических исследований. Это русло перекочевало в область экспериментальной биологии. Но тут с 1901 года начала бурно развиваться генетика, как мы с вами уже рассмотрели, и произошла такая вещь: генетики были так заняты анализом явлений менделизма, а затем построением хромосомной теории наследственности, что тоже активно не занимались эволюционной проблематикой. Эволюционисты же просмотрели и экспериментальную генетику — это особенно странное явление в истории науки. Собственно, то, что им кровно было необходимо для того, чтобы продолжать разумно работать в области эволюционной теории, они проглядели. Наоборот, по известной консервативности и пассивности всякие профессора ботаники и зоологии открещивались, отмахивались, говорили: ну, это там какой-то у цветочков цвет лепестков или какие-то там лабораторные признаки у каких-то дрозофил, это все нам неинтересно, это не имеет, мол, отношения к эволюционной проблематике — просмотрев, прямо надо сказать, по типичной для массы биологов методологической малограмотности, то обстоятельство, что, в сущности, изучение генетики, то есть учения об изменчивости и наследственности признаков и свойств живых организмов, является совершенно обязательной основой для понимания протекания эволюционных механизмов.

И вот лишь в 20-е годы нашего века, и — это очень типично — не со стороны эволюционистов и не классических зоологов, ботаников, физиологов или эмбриологов, а именно со стороны генетиков возникла попытка нового освещения эволюционной проблематики. Когда генетикам в общих чертах стала ясна картина изменчивости и наследственности признаков и свойств у живых организмов, они попытались применить достижения генетики для понимания механизма эволюционных процессов, исходя из вполне классических дарвинистических по-

63

зиций. Дарвин ведь в основу эволюционных изменений положил то, что он называл неопределенной изменчивостью, а иногда флуктуация-ми, то есть различные изменения, предполагая, что большинство из них наследственно. А к 20-м годам генетика создала ясные представления об изменчивости и наследственности, и в связи с этим генетики совершенно резонно решили, что в основу рассмотрения эволюционных механизмов можно положить точные знания об изменчивости и наследственности признаков. И посмотреть, что из этого получится. Тут, как и во многих подобных случаях, трудно говорить о чьих-то приоритетах. Книжка Фишера «The genetic theory of natural selection* была одной из первых книг (она вышла в 30-м году), в которых не все явления эволюции, но явления естественного отбора рассматривались с ге-нетико-математической точки зрения.