Когда Шакьямуни проснулся после первой ночи своего посвящения, он был весь в холодном поту. Его ручная газель, его верный спутник, убежала. Испугалась ли она теней, задевших ее хозяина? Почувствовала ли она бога Смерти? Гаутама оставался неподвижным под деревом медитации с его пятью тысячами шумящих листьев, поскольку оцепенение мешало ему двигаться. Пришедший заботливый пастух вернул его к жизни, принеся ему шипучее молоко кокосового ореха.

На следующую ночь отшельник вошел в мир счастливых душ. Перед его закрытыми глазами проходили плавающий страны, воздушные острова. Восхитительные сады, цветы и деревья, благоуханный воздух и птицы, небо, звезды и прозрачные облака, похожие на дымчатую кисею, казалось ласкали душу, говорили изысканным языком любви и облекались в значимые формы для того, чтобы выразить человеческие мысли или божественные символы. Он видел эти души, шагающие попарно или группами, абсорбированные одни другими или лежащие у ног повелителя. И счастье, которое через край било из их глаз, исходило от их поз и слов казалось изливалось из какого-то высшего мира, который парил над ними, к которому иногда тянулись их руки и который их всех сплачивал в некую небесную гармонию. Но вдруг Гаутама увидел несколько бледных и дрожащих фигур. Тогда он заметил, что каждая из этих душ была связана с адским миром тончайшей нитью. Эта нитевидная сеть спускалась в глубины сквозь пурпурное облако, которой поднималось из бездны. По мере того, как это пурпурное облако поднималось, оно густело, а воздушный рай становился более бледным. И Гаутама разгадал смысл своего видения. Он понял, что эти тонкие нити были неисчезнувшими привязанностями, остатками человеческих страстей, неутоленных желаний, которые всегда связывали эти счастливые души с землей и рано или поздно втягивали их в новые инкарнации. Увы, в перспективе после небесного свидания следовали новые прощания, новые рассеивания, в лабиринте испытаний и страданий, — и в конце, возможно, вечное отделение!..

Когда Шакьямуни проснулся утром после второй ночи, перелетные лебеди пролетели в облачном небе. И очнувшись от своего райского видения, он стал еще более печальным, чем когда вышел из адских сновидений. Ибо он подумал о будущих судьбах всех этих душ, об их бесконечных блужданиях.

В третью ночь он с неимоверным усилием поднялся в мир богов. Добравшись, наконец, туда, нашел ли он там желанный покой? Это было непередаваемое сновидение, возвышенная панорама невыразимого величия. Сначала он увидел лучезарные Архетипы, блиставшие на пороге мира Девов, сверкающие круги, треугольники, звезды, различные формы материального мира. Затем перед ним предстали космические силы, боги, которые почти не имеют постоянной формы, но которые работают, преобразуясь, в венах этого мира. Он видел огненные колеса, круговороты света и тьмы, звезды, которые превращались в крылатых львов, в гигантских орлов, в головы, вспыхивающие излучением океана пламени. От этих фигур, которые появлялись, исчезали, трансформировались или умножались со скоростью света, исходили во всех смыслах световые течения, изливавшиеся в универсум. Эти жизненные потоки уходили, закипая ключом на планетах, ударяясь об их поверхность и придавая форму всем существам. Как только он смешался с этой кипучей жизнью через некую разновидность вездесущности, то оказавшись в упоительном умопомрачении, вдруг услышал крик человеческой боли, поднимающийся к нему из бездны, как нарастающий прилив криков отчаяния. Тогда он открыл себе нечто такое, что показалось ему ужасным. Этот нижний мир, мир борьбы и страдания, именно боги его создали! Более того, они осознали самих себя, они выросли вместе со своим миром; и вот теперь, наблюдая за ним, но неотделимые от своей сущности, они жили своим чудовищным откатом! Да, бессмертные боги были облачены в одежду из огня и света, исходивших из их сердца; но для людей этот огонь стал страстью, а свет — тревогой, томлением. Они питались дуновением человеческой любви, которую они возбуждали, они дышали ароматом поклонений и дымом мучений. Они пили все эти душевные приливы, наполненные желанием и страданием, подобно тому как штормовой ветер пьет пену Океана... Следовательно, они были виновны, они тоже! И по мере того, как наблюдаемое панорама захватывала все более обширные временные и пространственные перспективы, по мере того, как его дух перелетал от одного века к другому, он видел этих богов, вовлеченных в финальную катастрофу их миров, поглощаемых космическим сном, принуждаемых умереть и вновь родиться (они тоже, из вечности в вечность), производя на свет всегда несчастные миры!