Как не прискорбно признать, но, похоже, государство из слуги общества превратилось в его хозяина. Конечно, "защитники" прав потребителей только приветствуют такую метаморфозу и считают ее нормальной реакцией на развитие и усложнение окружающего мира, где за средним гражданином уже нельзя уследить без целой когорты самозванных Ральфов Нейдеров. В современной Америке принцип caveat emptor — "пусть покупатель будет осторожен", — особенно когда речь идет о веществах, именуемых "наркотиками", представляется чистейшим анахронизмом. Вместо того, чтобы защищать этот принцип как гарантию личной ответственности человека, а значит и индивидуальной независимости, мы клеймим его, видя в нем однозначно неприемлемую для общества концепцию, и готовы объявить выбор, сделанный некоторыми людьми, симптомом душевной болезни.

Мы не только не протестуем против принудительного лечения и жесткого государственного контроля за поведением, но используем медикаментозный подход в качестве благопристойной маски, позволяющей скрыть ту наивность, с которой мы жертвуем самыми нашими существенными правами — реальным правом собственности — в обмен на права абстрактные (политические). Никто не спорит, опускание бюллетеня в урну — дело огромной важности, символ нашей гражданской правоспособности и возможности влиять на судьбу страны. Но еда и питье все равно важнее. Если предоставить людям сделать выбор между правом голосовать (то есть уполномочивать того или иного политика представлять наши интересы в кругах местной, региональной или федеральной бюрократии) и правом на нашу телесную собственность (поглощать, выпивать или как-то иначе "вводить" в свой организм то, что больше нравится). Похоже, что мы, американские люди, заключили со своим правительством точную сделку: чем больше политических прав, тем меньше прав личных. В результате американский народ теперь рассматривает свое самоуправление как священное политическое право, а употребление медикаментов — как ненавистную болезнь.

Давайте опять обратимся к истории. В 1890 году менее половины взрослых американцев обладали правом голоса. С той поры один за другим практически все слои общества приобщились к избирательной процедуре. Участвовать в демократическом процессе стали не только женщины и чернокожие, но и те, по отношению к кому предоставление этой общегражданской привилегии и сейчас кажется весьма сомнительным шагом, — например, лица, не умеющие говорить и читать по-английски или на каком-либо другом широко употребляемом языке, а также — признанные невменяемыми. В течение того же периода каждый из нас, независимо от возраста, уровня образования или профессионализма, лишился права на свободную торговлю веществами, которые государство решило называть "наркотиками". И тем не менее, по иронии судьбы, подавляющее большинство американцев свято убеждены, что по сравнению с их отцами и дедами они пользуются гораздо большей свободой (подобное утверждение справедливо, пожалуй, только в отношении женщин и негров, и то лишь отчасти). В то же время они до сих пор остаются в полном неведении по поводу утраченных прав. Единственное, что им известно, это что есть такая новая болезнь, называемая "наркотической зависимостью", которую они приобрели.