170

Для того чтобы прояснить эту историю, я предложил Ингрид, вместо того чтобы находиться в параличе, не говоря правду, попробовать получить удовольствие, говоря неправду. Я заверил ее, что это только эксперимент, нужный нам в данный момент. Она пришла в волнение и с напускной искренностью стала рассказывать нам, как она целую неделю тяжело и упорно работала по дому. Она "убирала в доме, поливала растения, работала и работала, отвечала на телефонные звонки, написала множество писем". В этот момент она была поглощена мелодией неправды, но стала теплее. Некоторые стали посмеиваться над ее рассказом. Но неожиданно Ингрид обнаружила, что она рассказывает правду, правду, которую обычно не рассказала бы. Она рассказала нам достоверную историю о том, как она ухаживала за своими норвежскими родственниками. Вот что она правдиво изложила:

"Я готовила для этих людей, развлекала их, выслушивала их проблемы и истории. Я кормила и поила их, убирала за ними их проклятые пепельницы с окурками. Я говорила по-норвежски, чтобы им было приятно, чтобы они полюбили меня и были довольны мной. Я убирала и мыла весь проклятущий дом в норвежском стиле. Короче говоря, я вкалывала, как дурацкая задница. Потом я накрыла замечательный стол, с красивой скатертью, цветами и свечами. Я даже попросила дядю произнести молитву перед обедом, чтобы они почувствовали себя уютно, как у себя дома. Я работала на них целых три дня, только для троих гостей. Я неимоверно старалась... "

Она могла бы говорить, не останавливаясь, еще и еще, но остановилась в том месте, где она гордилась собой. В этот момент высказываться стали другие члены группы. Они говорили о своих впечатлениях от ее рассказа. Скоро стало ясно, что Ингрид испытывала чувство стыда, потому что ее не ценили. Теперь она почувствовала, что ее оценили, и ее стыд просто улетучился.

Терапевту не всегда легко вызвать человека на рассказ о своей жизни. В хорошую минуту эти истории готовы к тому, чтобы выйти наружу, и человеку так же легко их рассказывать, как собирать камушки на пляже. В другое время человек может быть слишком глубоко погружен в глубины своей души. Тогда терапевту требуется вся его изобретательность и чуткость, чтобы уловить признаки существования истории и помочь ей выйти наружу.

171

Людям всегда тяжело рассказывать такие истории, даже когда им ясна их канва. Детство одной пациентки прошло в сплошных побоях отца, но она испытывала отвращение к нему и не хотела рассказывать о об этом. Для слушателей это было волнующим, но терпимым. Чрезмерное давление на нее могло вызвать резкий эффект, как сильный крик или ощущение, будто у нее раскалывается голова. Она также могла чувствовать себя как трусиха, которая не сопротивляется побоям, или, наоборот, как вредитель, или как предательница отца, потому что она все-таки любила его. Одним словом, хотя эта история была недостаточно ясна, она существовала и ждала своего разрешения. Как писал автор научно-популярной литературы Лоуренс Эйсли (1975):

"Все, что есть в нашей памяти, живет в крысиной стране. Оно никогда не умирает. Все укладывается среди миллиона нейронов, вынимается и кладется снова рабочими крысами нашего мозга. Ничто не погибает, просто все спрятано, пока офицер электрон не даст сигнал... Ничего не пропадает, но никогда не может снова быть таким же, как было раньше. Вы найдете лишь частицу и воскликнете, ведь это были вы сами".