Колли, будучи химиком, начал размышлять (что свойственно многим химикам), а биологи об этом тогда, как правило, не думали. Вот, примерно так, как мы с вами в прошлый раз поставили основную проблему: с осетрами и севрюгами.

32

Отъезд в Обнинск. Свердловск. 22 1964 г

Поколения живых организмов разделяются стадией одной клетки оплодотворенного яйца, ну, в то время химики были биологически образованы, потому что было естественное отделение физико-математического факультета, где два года по одной и той же программе учились все, от химиков до географов, что очень хорошо. Колли стал думать, что ведь все-таки организмы — очень сложные штуки, и вместе с тем, так сказать, стоя на материалистической точке зрения, нельзя иначе думать, что для каждого признака и свойства живого организма в этой одной клетке должен быть какой-то материальный субстрат. Но он, хотя и не знал работ Найта, Сажрэ, Но-Дена и Менделя, представ-

33

лял себе, что организм можно, так сказать, разделить на какие-то элементарные признаки и свойства. И что таких элементарных признаков и свойств должно быть до черта.

И вот он у своих коллег-биологов по факультету стал спрашивать: «А скажите, пожалуйста, вот я слышал, что яйцеклетки большие, а спермии маленькие, так вот какого они размера? Какого размера самые маленькие спермии?» Он собрал целый ряд мнений, ведь тогда уже существовали окулярные микрометры, и вообще микроскопы с тех пор усовершенствовались немного, как известно. Ему сказали ребята, сказал Кольцов, Мензбир и ряд других грамотных цитологов, что у многих животных действительно спермии крошечные, и в оплодотворении принимает участие только головка спермия, объем ее примерно такой-то. Тогда Колли сделал следующее: он разделил объем головки маленьких спермиев на объем макромолекул белка и получил вполне определенную величину. Я не помню сколько, ну, порядка 10 или 20 тысяч, не бог весть что особенное. Не астрономические цифры.

Может, он тогда немножко завысил среднюю величину белковой молекулы, неважно. Порядок величин получился разумный, и он сказал себе: «Так, вот в этой головке спермия должно содержаться все то, что предыдущее поколение передает последующему». Вот в этой головке спермия, как представляли себе дураки-анималькулисты XVII века, сидит весь осетр со всеми чешуйками и плавниками и усиками около рта. И в распоряжении этого «осетра» вполне конечное число молекул. И это число молекул, заключенных в головке маленького спермия, порядка десятков тысяч, а не миллионы, скажем, как и то число элементарных признаков и свойств, из которых осетр неизбежно и должен состоять.

Из этого нужно умозаключить весьма для того времени занимательную вещь, что на каждый признак при передаче от поколения к поколению у природы в распоряжении не больше одной молекулы. Вот это он и доложил, но, как и следовало ожидать, его доклад не возбудил всеобщего интереса, потому что биологи тогда не были готовы к восприятию таких вещей. К счастью, несколько молодых исследователей, в частности два замечательных экспериментальных русских биолога Николай Константинович Кольцов и Владимир Васильевич Лепешкин (крупнейший физиолог растений своего времени, очень рано умерший), очень этим заинтересовались.И как потом неоднократно говорил Кольцов, это до известной степени на всю жизнь определило, так сказать, доминанту его исследований, заставило его заинтересоваться физикой клетки.