ударами молота к вершине горы Гефестом, помогавшего Власти и Силе, Прометея, испытывавшего муки в презрительной тишине, затем оставленного в одиночестве, взывавшего ко всем божествам универсума как к свидетелям своего добровольного мучения; невольник Богов, утешаемый Океанидами до того, как Зевс низвергнул его своей молнией в глубины Тартара, — этот символ запечатлен в памяти людей как тип страдающего духа и всех благородных бунтовщиков.

Никогда поэтическая, столь индивидуализированная фигура не охватывала столько вещей, как эта. В Прометее нам показывается своего рода сверхсознание Богов и Космоса, говорящих через человека, достигшего апогея своей силы. В нем живет великая идея всеобщей Справедливости, первоначальной и конечной, которая господствует над универсумом и Богами, победоносной Судьбой, дочерью Вечности. Как выразитель этого сверхсознания, Прометей истинно является высочайшим театральным воплощением Диониса, Бога, разделенного на сотни героев. В нем все герои собираются в единого, который хочет оставить за собой по отношению к вещам последнее слово, и от голоса которого дрожит Олимп.

Заметим, впрочем, что от него трепетала также и афинская публика. Тысячи непосвященных зрителей содрогались от слов, подобных произнесенным в театре Вакха самим поэтом, играющим персонаж Прометея, слов, адресованных национальным Богам всей Греции: «И все-таки Зевс, несмотря на гордость, переполнявшую его душу, будет однажды унижен. Брак, к которому он готовится, ниспровергнет его с высоты его могущества; он падет с трона; его Царство будет уничтожено!»

По мнению комментаторов древних авторов, эта вольность вызвала негодование толпы: люди бросились на сцену, угрожая смертью актеру за такое кощунство. Поэт избежал кинжалов нападающих, бросившись в партер и укрывшись в алтаре Диониса.

Таким образом, по изощренной логике Судьбы, трагический идеал был порожден кровавой драмой на сцене и судьбой поэта, воплощенного в своего не имевшего успеха героя.

Предназначение почти завидное, т.к. это сделали Орфей и сам Дионис! Тогда, согласно этой версии, Ареопаг приговорил Эсхила к смертной казни посредством пития цикуты, не учитывая решения Эвмолпидов, объявивших, что Эсхил не был посвященным и грешил по незнанию. Что бы ни говорили об этой традиции, никто из драматургов никогда не сравнивался с отвагой этого Поэта-Титана, родившегося в Элевсине и умершего в изгнании у подножия Этны. Его вулканическая душа испустила последний вздох у подножия вулкана.

Был ли Эсхил посвященным или нет, его работы свидетельствуют о том, что он несет элевсинскую печать всеми фибрами своего бытия. Не менее значимо то, что Софокл связывает его с Мистериями, хотя у него элевсинские идеи многим более завуалированы и искажены. Его менее дифирамбные хоры сохраняют тем не менее религиозный характер. Его всегда достойные герои все более приближаются к общечеловеческим. Внутренняя деятельность оказывается умело ведомой. Характеры, крайне неглубокие и оттененные, следуют закону развития. Софокл — это внутренняя сторона психологической эволюции. Если его изучать с точки зрения трилогии «Эдипа» и «Антигоны», то можно найти истинную драму посвящения. Элевсинская дисциплина состояла именно в произведении метаморфоз в человеке, в зарождении в нем иной души, очищенной и видящей, ставшей под эгидой Бога его сознательным Духом, его Даймоном.