Когда же так, подобно классическим героям, ведут себя женщины, это не поощряется. В них вызывают восхищение не уверенность в себе и независимость, а отсутствие агрессивности, мягкость и покорность (ВагсГдаск, 1971). До последнего времени именно так рассматривалось естественное, нормальное поведение женщины большинством людей. Многие и до сих так считают, но подумайте сами, насколько такое поведение действительно здорово.

А результат? Героизм стал считаться исключительно мужским атрибутом — целью, к которой может стремиться мужчина, а женщина — лишь в том случае, если она ведет себя как мужчина. Этот образ героя превратился в грандиозную социальную интроекцию, в массовую "8гюи1сГ-систему*. Под его влиянием оба пола получили определенные стандарты "приличия".

Ясно, что это лишило женщин (как и мужчин) возможности выбора такого поведения, которое могло бы оказаться эффективным и разумным в условиях их конкретной жизни. У них редуцировано чувство личного выбора и собственной компетентности. Возникла дилемма, с которой мы, психотерапевты, слишком хорошо знакомы.

*Термин гештальт-терапии. "8пошс1-ист" — человек, поведение которого определяется не собственными желаниями и потребностями, а "встроенной" нормой — интроектом. — Прим. ред.

133

Героизм: первый двойной стандарт

Увидишь красное яблоко — Знай: трогать его нельзя, Иначе лишимся рая Мы оба — и Ева, и я. Роберт Браунинг. Последние слова женщины

Односторонние образы, преобладавшие в наших представлениях о героизме, получили свое первое отражение в некоторых наиболее ценимых нашей культурой мифах и легендах — в греческих и библейских источниках, повествующих о сотворении мира. Самым ранним примером различий в подходах к героизму могут служить истории Прометея и Евы. Оба они нарушили недвусмысленный запрет своих богов. Однако, хотя их поведение было поразительно схожим, Прометей считается героем, в то время как Ева в большинстве вариантов этой истории предстает в качестве классического отрицательного персонажа.

Согласно греческому мифу, Прометей создал первого человека, слепив его (как и Бог в "Книге Бытия") из земли и воды (Graves, 1982). После этого Зевс, властитель Олимпа, уполномочил Прометея сделать новому созданию подарок — любой подарок, кроме огня, который должен был остаться в исключительной собственности богов.

Прометей питал к своему созданию особую привязанность и был намерен одарить его как только мог щедро. Самым подходящим даром представлялся именно огонь, поэтому Прометей похитил огонь у богов и отдал его первому человеку. За что был жестоко наказан: Зевс повелел приковать его к скале, куда каждый день прилетал орел, чтобы клевать его печень, которая за ночь вырастала вновь, тем самым продлевая это жестокое (и, безусловно, необычное) наказание (Bulfinch, 1979).

Дар Прометея, как и большинство мифологических мотивов, представлял собой метафору. Вручение огня означало желание Прометея, чтобы его создание господствовало над всеми прочими животными. Оно символизировало также шаг человечества на пути к овладению опасными природными стихиями, грозившими его выживанию. Огонь не только давал свет в темноте, но и мог превращать сырой, бесформенный материал в полезные изделия. Дар Прометея стал связующим звеном между высшими устремлениями человека и божественным могуществом. И хотя этот дар, по-