Зейг отвечал твердо. "Счастье, — сказал он, — это награда за отказ от излишней предусмотрительности и тревожности". Он сказал, что мне следует пересмотреть свои убеждения относительно того, что я должен блистать перед аудиторией. Он уверенно заявил, что мне нет нужды быть любимым — я всего лишь пред-

240

почитаю это. Я начал колебаться. Я подумал и решил, что, возможно, и не буду выглядеть полным идиотом, и что, хотя я и предпочел бы блистать и греться в лучах восхищения, я, может быть, все же не умру от стыда. Но в то время, как я говорил...

Я почувствовал тяжесть в веках. Моя левая рука стала парить в воздухе. Мое подсознание знало, что директива Зейга не была однозначно директивной. Я впал в транс. Я гнался за двумя лисами и не мог их догнать. Остановившись под деревом, я посмотрел на его листья. И проснулся. Я вспомнил психоанализ и подумал, что две лисы — это, конечно, Зейг, помноженный на два. Буква "F" — это первая буква в словах "лиса" (англ. — fox) и "отец" (англ. — father) — отец Зейга. Дерево, разумеется, олицетворяло собой Милтона Эриксона). Как ни странно, я расслабился.

Я поговорил с женой, с которой у нас одинаковые системы взглядов и теперь уже общая память. Я попросил ее совета. "Что мне делать со склонностью автора все чрезмерно упрощать, все пытаться сделать абсолютно ясным и определенным до смешного?"

Она уверенно ответила: "Ты должен ответить ему как семейный терапевт. На упрощения — усложнением, на ясность — запутанностью, на однозначность — неопределенностью и многозначностью".

Как семейный терапевт я согласился с ней. Я был готов к выполнению задачи.

С некоторыми из теоретических построений д-ра Эллиса я согласен — например, с тем, что касается взаимного влияния когнитивного, эмоционального и поведенческого аспектов, а также того, как системы убеждений влияют на формирование смыслов. Я вижу и круговую взаимосвязь между целями, убеждениями и следствиями, и важную роль иррациональных убеждений в построении жестких требований. Я думаю, что, по сути, все психотерапевты являются конструктивистами. Но мне трудно представить себе мир, в котором люди ясно видят, как четко определенные активизирующие события ведут к образованию дифференцированных убеждений, вызывающих недвусмысленные следствия.

В моем мире — мире человека и семейного терапевта — есть многочисленные контексты, в которых существуют значимые люди, вызывающие активизирующие события, которые часто вступают в противоречие друг с другом. Моя система убеждений и мои реакции варьируют в зависимости от социального контекста.

241

Как семейный терапевт я понимаю, что сейчас противопоставляю свою ригидность ригидности Эллиса, свой способ мышления и видения мира — его способу. Мы действительно существуем в двух параллельных мирах. Я не думаю, что здесь есть место диалогу. Я думаю, что большее, на что можно рассчитывать — это обоюдное признание того, что мы оба являемся специалистами в своей области и можем помочь некоторым людям.

Я был на семинаре д-ра Эллиса, и на меня огромное впечатление произвели его чувство юмора и энергичность. И еще — его руки. Он работает ими, как дирижер. Его стаккато, его пунктуация обладают огромной силой. Еще я видел, как он проводил беседу с коллегой, который добровольно на это согласился. Я видел, что он умеет подстраиваться. Он умеет по-доброму "подталкивать". Иногда он одновременно и убеждает, и "подталкивает". Иногда он становится добродушным "дядей Альбертом". Поэтому я признаю то, чего не увидел при прочтении его работы: д-р Эл-лис — психотерапевт. Читая его доклад, я чувствовал, что в нем "не хватает" психотерапевта и его влияния на пациента, но, наблюдая за тем, как он ведет беседу, я обнаружил и то, и другое.